произнесенные в хмелю слова малого стоят. А завтра с утра, если не передумаешь — пойду с вами. И в самом деле, засиделся. Только еще одна просьба…

— Я слушаю.

— Не мог бы ты ссудить меня пятьюстами талеров? Видел я у здешнего ювелира великолепное колечко. Хочу выслать его своей панночке. Может, передумает и вернется? Как считаешь?

Что я считал, влюбленному ветерану лучше не знать. Ибо не лечится… Так что я лишь покивал, подумал… да и выложил испанцу кошель. В конце концов, кто я такой, чтоб осуждать или поучать? Со своими проблемами разобраться бы. И лучше вовремя.

Видимо, что-то такое было написано на моем лице, потому что молодая мещанка, когда я подошел к ее столу, заговорила первой.

— Если ищешь гадалку, сударь, то ты не вовремя. Я гадаю только на молодой месяц.

— А я думал, что гадать лучше в полнолуние…

— Можешь и дальше так думать, — фыркнула пренебрежительно. — Вреда от этого никому не будет. А я — ведунья, и умение это в моей семье передается от бабки к внучке с незапамятных времен.

— Это серьезно. Зовут то тебя как, ведунья?

— Оксаной. И нечего зубы сушить. Кстати, если заболят — обращайся, заговорю. Могу приворотное зелье приготовить. Впрочем, тебе без надобности, коль