и оскалился. У террористов, как и у еретиков нет пола. Спуск. Женщина успела пересечь лишь середину коридора. Скошенная свинцом она пополнила коллекцию мертвых защитников здания.

Сменить обойму.

Вовремя!

Из бокового перехода выбежал орущий мужик.

– Я жопу твою в аду имел, инквизитор!

Выбежал, проорал и налетел грудью на очередь. А, чего спрашивается, хотел?

Далее, сделать несколько шагов, переступая через развороченные гранатой тела. Справа из раскрытой двери высунулся пистолет, а следом за ним две волосатые руки.

Ну и дебил.

Через мгновение пистолет выпал из простреленной руки, а орущий лысый мужчина вывалился наружу. Выстрел и крик оборвался. Стоны доносились только спереди от раненного в спину террориста. Что ж, одна из главных христианских добродетелей, это милосердие, да? Пабло навел винтовку на затылок подранка и нажал на спуск. Мужчина дернулся и затих.

Вот же дерьмо…

Пабло глянул на экран и грязно, совсем неподобающе для служителя Христа, выругался. По экрану расползались паутинки трещин, а сам он никак не хотел реагировать. Видать, пуля прошла вскользь, но достаточно для вывода техники из строя.

Ладно, он помнил в каком именно помещении находился источник сигнала. Сложно не запомнить, когда это последняя центральная комната третьего блока, в трех метрах от которой он сейчас стоял. Массивные двустворчатые двери, потемневшие от времени и старости, с намалеванной белой краской цитатой: «Одних людей Господь склоняет к послушанию, а других заставляет упорствовать в жестокосердии.» Не сдержавшись, Пабло рассмеялся и сильным пинком раскрыл правую створку, впрыгивая внутрь. Он ожидал чего угодно, от новых выстрелов, до активации заложенной взрывчатки, однако ничего из мрачных ожиданий не сбылось. В помещении находился всего лишь один человек. Он сидел в кресле, держа в одной руке фужер с вином, а в другой пистолет, направленный себе же под подбородок и улыбался.

– Привет, Красс. Вот мы и встретились.

– Ты! – Пабло направил в его сторону винтовку.

– Я! – согласился тот и сделал глоток вина. – Вкус как у кипящего в заднице сатаны дерьма. – он поморщился, выплюнул красноватую жидкость обратно в фужер, после чего швырнул его в противоположную стену. Звон битого стекла, и… Пабло ожидал подвоха, продолжая держать сидящего в кресле на прицеле, но тот продолжил улыбаться, не предпринимая резких телодвижений. Ждет его шага? Ладно. Не будем разочаровывать.

– Все кончено, Пеллегрини! Ты проиграл. Поднимайся с кресла. – Пабло чуть дернул ITD вверх. – Нет смысла больше сопротивляться. Больше нет.

– Наверное ты прав, мастер инквизитор. – голос сектантского пастора был каким-то безжизненным. – Наверное, ты прав… Сопротивляться действительно не имеет смысла…

– Очень рад нашему взаимопониманию. – процедил Пабло сквозь зубы и снова повел штурмовой винтовкой, давая недвусмысленный приказ. – Давай, поднимайся! Мы отправимся с тобой в весьма увлекательное и познавательное путешествие. Тебе понравится. Обещаю.

Данте Пеллегрини растянул губы в кривой усмешке и отрицательно покачал головой, по-прежнему не убирая пистолета от подбородка.

– Я никуда не спешу, мастер инквизитор. Мне и здесь вполне хорошо.

– Погоди, сейчас все изменится. – Пабло сделал шаг вперед, но тут же замер: безумный пастор ощутимо сильнее надавил на пистолет, вжимая его себе в подбородок и чуть вдавил спусковой крючок.

– Я ведь тебе нужен живым, не так ли?

Пабло постарался придать лицу максимально безразличное выражение. Похоже, у него это не сильно хорошо получилось.

– Не обязательно.

– Разве? – лидер еретиков удивленно вздернул брови. Слишком картинно, чтобы быть настоящим удивлением. – Почему же мои люди мгновенно получали по пуле, а мы с тобой уже с минуту мило болтаем?

Насчет мило Пабло бы поспорил, но в целом Данте прав. Дьявольского дерьма кусок. И, как тут ответить? Да никак. Единственным понятным ответом может служить пуля пущенное в ухмыляющееся лицо еретика-террориста, однако он и правда нужен живым. Кто-то ведь должен предстать перед общественностью за совершенные злодеяния. Одно, сказать, что преступник за все ответил. Совсем другое – показать. Разница ощутима.

Улыбка Данте стала еще шире, и еще отвратительней.

– Скажи мне, Красс: наша с тобой нынешняя встреча случайность, или закономерность?

– Чего?

– Ну… Попробую перефразировать… Эмм… Ты все понял, и потому здесь? Или…

– Без «или», Пеллегрини. Я здесь потому что ты не справился.

– О, как?

– Ага. Ты задумал грандиозную многоходовку. Наверное, ей можно даже гордиться, но…

– Но? – лидер «Детей Виноградаря» поднял левую бровь.

– Ты облажался.

– Я облажался. – не стал отрицать очевидного Данте. – Я сука, облажался. И ведь, все из-за тебя, Красс.

– Да, неужели?

– Ты, как… как… – пастор посмотрел по сторонам, пытаясь подыскать подходящее слово.

– Да? – Пабло оскалился в насмешливой улыбке. Показательная маска, не более. Внутри он был напряжен, как стрела, готовый в любую секунду выбить фонтанчик крови из тела опаснейшего преступника.

– Дерьмовая ты заноза, Красс. Надо было пристрелить тебя еще там, в замке. А, может и раньше. Не будь тебя, все бы у меня получилось.

– Не. – продолжая улыбаться, Пабло покачал головой. – Ты не видишь самого очевидного…

– А?

– Ты облажался не из-за меня, а из-за самого себя. Сейчас же ты просто пытаешься найти оправдание, не желая взять положенную тебе ответственность. Успех, гордость, власть и любование самим собой затмили тебе глаза. Гордость вообще со времен падение Люцифера является одним из самых непреодолимых пороков человечества. Вроде, ты самое последнее в городе ничтожество, уличный бродяга, жрущий собачьей дерьмо с мостовой, а все равно найдется повод для гордости. Так уж устроен человек. Ты же достиг апогея в данном пороке, посчитав себя едва ли не богом, а потому вместо стандартного простого к исполнению плана, решил сыграть в сложную игру. Решил вспомнить было, да? Решил, что если однажды уже нагнул Конгрегацию, то вполне можешь повторить еще раз?

– Ага. Ты все верно понял. И ведь почти получилось.

– Не, Данте. Ничего у тебя не получилось. Я с самого начала не поверил ни единому твоему слову. У тебя похитили ребенка, и ты решил пойти на союз с самым злейшим врагом, наплевав на свою репутацию, для спасения дочери? Ну нахер.

Сидящий в кресле Данте недовольно фыркнул.

– Красс, сквернословие если ты забыл, тяжкий грех. Не боишься Божьего гнева?

– Кому нужно бояться, так тебе Пеллегрини. Убить Папу, и пытаться убить более семидесяти кардиналов, это помимо того, что натворил еще раньше? Думаю, у сатаны куда больше шансов на Божье прощение…

– А, еще инквизитор… – глава «Детей Виноградаря» сокрушенно покачал головой. – Разве ты сам сейчас не ересь сказал?

– Расскажи другой человек мне подобную слезливую историю о злых дядях, похитивших дочь, я бы поверил. Но не тебе. Я хорошо изучил твой портрет во время нашего сотрудничества… Еще до того, как ты нас кинул. Помнишь те времена? Помнишь, как мы помогли занять тебе место лидера, ликвидировав основателя «Детей Виноградаря»? Помнишь?

– Помню. – Данте отвел глаза от инквизитора, уставившись куда-то в пустоту.

– Еще с того времени я уяснил: плевать Данте Пеллегрини хотел на все и всех, кроме самого себя и достижения власти. Взяли дочь в заложницы? Да не проблема. Ты первый пустишь ей пулю в голову, лишь бы она не мешала твоим грандиозным планам. Я не прав? Скажи мне, я не прав?

– Вы забываете одну простую вещь, мастер инквизитор…

– Да? Ну удиви меня!

– Люди имеют свойство меняться…

– Такие, как ты? – Пабло позволил себе откровенно рассмеялся. – Не. Если только в худшую сторону. Так оно и оказалось. Похищение дочери действительно имело место. Вот только, выкрали ее твои же люди, я прав?

Оскалу протестантского пастора мог бы позавидовать сам сатана.

– Продолжай. Занимательная история.

– Ладно. – Пабло осторожно сместился чуть в сторону и назад, прислонившись к стене. – После того, как там в замке, ты выдал невероятную историю о похищении дочери, желании найти негодяев, и сотрудничестве со мной, инквизитором, оставалось только понять, а какое место в твоем плане занимаю я? Зачем я тебе? Чего ты добиваешься? Признаюсь, сработал ты весьма