«Зажарил вас старикашка Ли, — подумал Севастьянов. — Крючок с наживкой вы сожрали. Теперь бы не сплоховать, когда вместе с крючком я потащу ваши воровские кишки».

Эфраим Марголин доверял инстинкту. Поведение Севастьянова не вдохновляло. Вот именно — не вдохновляло на доведение до конца того, что было начато в этот день. Была и другая вводная, отравлявшая существование, даже вызывавшая страх. Внезапная необъяснимая смерть отца Клео Сурапато, бывшего депутата Лин Цзяо. Уход старика из жизни очищал состояние, переходившее к Клео, от прошлого, перечеркивал путь, которым оно наживалось. Отцовское наследство становились «голубой крови». Если бы только не грязные ручищи Бруно, загребающие это наследство прямо на глазах. Но кто-то могущественнее Бруно выталкивал деньги покойного Лин Цзяо из рук Клео Сурапато, а это могло означать последующий уход из жизни и самого Клео, и стоявшего за ним Бруно Лябасти.

Несколько недель назад водитель Клео в присутствии Марголина докладывал хозяину о совещании в гостинице «Мандарин» высоких чинов полиции, армии, юстиции, аудиторского совета и представителей крупных компаний, на котором обсуждались вопросы чистки финансового бизнеса от организованной преступности. Подробности остались неизвестными, поскольку водитель говорил лишь с шоферами, привозившими хозяев на совещание. Но и так было ясно, что конъюнктура для севастьяновских претензий создавалась подходящая.

— Я испытываю к вам растущие симпатии, господин Севастьянов, — сказал юрист в дверях гостиницы.

Швейцар в кирпичного цвета сюртуке и черном цилиндре сказал в микрофон:

— Голубой «ситроен» к дверям!

Эфраим Марголин открыл дверцу для русского и только потом, обежав капот, принял руль у перегонщика.

Он разгадал игру бухгалтера! Русский рассчитывает взять все сто восемнадцать миллионов, с которыми и в Америке его примут с распростертыми объятиями. Марголин готов к его услугам! Собственно, позиция адвоката тем и хороша, что она больше ничья.

Бруно Лябасти, обладатель полумиллиарда долларов, словно бродяга валялся в одежде в боцманской каютке моторной яхты «Ветер с Востока», снятой на два дня.

В квадратном иллюминаторе, выходившем на мангровые заросли, поднимались и опускались сероватые облака. Яхту слегка валяло на зыби. Наверное, вот так же в дни после больших побед, достававшихся кровью, отлеживались капитаны пиратских фрегатов и бригов, приткнувшись на мелководье у островов Пряностей, как называли когда-то здешние края. В череде тихих дней залечивались раны, крепла надежда на благополучную доставку захваченных сокровищ к родным берегам.

О каком береге мечтать Бруно?

Он поднялся с узкой койки, потоптался в носках на коврике. Хотелось походить подольше, размяться основательней.

Предстоял решающий ход в игре с этим Севастьяновым. Монетка подброшена. Какой стороной она упадет?..

Непогашенных долгов не оставалось. Сын устроен и обеспечен. Рене состарится независимой…

Остается любовь, бесплотная любовь, единственное, чем одарила судьба в конце жизненного пути. Как поведет себя Барбара с этим русским?

И только поэтому легко уходить из жизни?

Усилием воли Бруно заставил себя думать по-немецки.

Он расстался с именем и родиной, с женой и благими надеждами, не состоялась любовь, обложен, как волк. Смерть, которую ему предлагает старикашка Ли, вызревала в нем самом, и именно с того дня, когда после проигранной войны на берлинской окраине исчез Дитер Пфлаум и появился Бруно Лябасти.

В иллюминаторе серая кисея мороси уходила в море, сливалась с волнами. Остров Сентоза исчез.

Зазвонил телефон. Рутер сообщил:

— Сэр, Марголин и русский выехали из «Пенинсулы». На переправе будут через несколько минут.

— Что за вид у Эфраима? Довольный?

— Сияющий, сэр.

— Спасибо, Рутер. Теперь выезжай сюда, переправляйся катером. Займешься приемом гостей. Я что-то неважносебя почувствовал. Перебрался из большой каюты в кубрик. Попытаюсь часок отлежаться. Начинайте чаепитие, и после этого запускай девушек… Русским я займусь лично.

Бруно открыл записную книжку.

После демобилизации и получения французского паспорта он имел дело с огромными суммами, которые либо присваивал, либо защищал. Он мог бы сказать, что шестизначные цифры стали его окружающей средой.

Сколько же оставить заправилам Круга?

— Да ничего не оставлю, — пробормотал он по-немецки. — Если деньгам суждено быть отстиранными моей смертью, я имею незыблемое право оставить все Жоффруа…

Он вспомнил про сто восемнадцать миллионов, на которые претендует Севастьянов.

Русский примет взятку?

Внутренний голос говорил: нет, он потребует все сто восемнадцать.

В таком варианте бернский кодированный счет точно «поплывет». С него придется перегонять в какой-то иной банк сто восемнадцать миллионов, возвращать их Севастьянову чеком или другим путем. Деньги, побывавшие в преисподней Круга, выскочат на белый свет, да в каком количестве! Но лишь в одном случае. Если русский вернет их своему банку.

Пусть возьмет деньги…

Клео Сурапато украл деньги у Петракова. У Клео украл он, Бруно. А Севастьянов ничего не украл, но получит все.

Он представил, как Севастьянов, подобно Дитеру Пфлауму, начнет иную жизнь, с другим именем и в другой стране. Интересно, останется ли у него в России кто-нибудь из близких? Кажется, у него есть жена, зовут Ольга… Он всегда считал, что это французское имя…

Дождливый и пасмурный вечер, плохое самочувствие, изболевшаяся из-за Барбары душа… Других причин унынию нет.

Севастьянов, дитя материальных лишений и бесконечных лесных пространств, где запрятаны ракеты с атомными боеголовками и лучшие в мире танки, должен быть романтичен до наивности. Должен.

Девушка, которая проскользнет в каюту, отведенную для Севастьянова, и прошепчет «Я твой десерт», будет источать аромат тех же духов, которыми пользуется русская леди, побывавшая в его номере в «Амбассадоре». Он примет взятку в миллион двести пятьдесят тысяч сингапурских долларов. Или оставит себе сто восемнадцать миллионов американских долларов. И судебное слушание о банкротстве Ли Тео Ленга, бывшего партнера «Ассошиэйтед мерчант бэнк», проскочит незамеченным.

Снова зазвонил телефон.

— Это Марголин, господин Лябасти.

— Как обстоят наши дела?

— Складывается впечатление, что он твердо хочет все. Настаивает также на платеже через бангкокское отделение «Бэнк оф Америка». Думаю, потому, что сразу с яхты намерен отправиться в Бангкок, не возвращаясь к своим в представительство.

— Хорошо. Пусть будет этот банк… Проводите его в кормовой салон, развлеките несколько минут. Я иду… И секунду… Свяжитесь с Джеффри Пиватски. Он полетит с Севастьяновым в Бангкок первым же утренним. Эскорт не повредит ни парню, ни нам. Спасибо, Эфраим.