Они доделали свое дело в Кашинском изоляторе потому, что это далеко от Москвы, рассуждал Бэзил, пересекая Петровку. Шлайн и Дроздов повязаны между собой изначально, только скрывали это. Они опасаются крота у себя на Лубянке. Или в прокуратуре. По закону, они могли держать и Севастьянова, и его жену в Кашине до десяти суток. Добились своего…

Шемякин свернул с Петровки в Столешников переулок и потащился вдоль новой гостиницы, где ему предлагали место в службе безопасности. Намного чище того, во что он теперь вляпался.

На Тверской Севастьянов направился к Центральному телеграфу.

В Сингапуре было восемь вечера.

— Уже соскучился? — спросила она. Ее голос в трубке словно бы отрикошетил от чего-то, и вопрос сам по себе сдублировался.

— Про это я расскажу при встрече, — сказал Бэзил. — У меня есть для тебя информация. Через неделю, а может и раньше, в вашем краю появится господин Людвиг Семейных, член совета директоров московского финансового холдинга «Евразия». С чеком, который трассирован Севастьяновым. Я располагаю сведениями, что Семейных присвоит деньги и исчезнет… Дело в том, что пятьдесят пять процентов акций «Евразии» принадлежат правительству России. То есть надоевшие всем сто восемнадцать миллионов долларов окажутся украденными Семейных и у правительства. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Спасибо, Бэзил. Ты умница. Надеюсь, все же скучаешь.

Шемякин повесил трубку.

Жулье в Сингапуре заснет в эту ночь спокойно. Их московский крот ляжет, как принято говорить в определенных кругах, крайним бревном.

Так он подумал. И подумал правильно.

В уютной квартирке на сингапурской улице Изумрудного Холма Барбара положила и снова сняла трубку телефона, набрала номер Бруно Лябасти и сказала:

— В Москве сработало. Завтра я дам информацию о твоей и Клео смерти в результате автомобильной катастрофы на острове Пенанг в Малайзии. Вы свалитесь с моста в Малаккский пролив между этим островом и континентом. Тела унесет течением, оно там сильное. Так? Не забудь сообщить ваши новые имена, Бруно…

Она выслушала ответ и рассмеялась:

— Нет, Бруно, нет… Я согласна только на одно новое имя… миссис Шемякин.

— Семейных арестован в Сингапуре по обвинению в хищении посредством злоупотребления служебным положением. Вроде бы у них это так формулируется, — сказал Ефим Шлайн, поднимая воротник своего пальто. — Деньги возвращены «Евразии» должным образом, то есть теперь — совершенно официально. Все довольны…

На углу возле петербургской гостиницы «Октябрьская», где он и Шемякин неудачно — с точки зрения погодных условий, как сказал Шлайн, — установили наблюдательный пост, свирепствовал ноябрьский ветер. До отправки стоявшего перед главным входом «икаруса» с туристами, уезжавшими в Хельсинки, оставалось несколько минут.

Севастьянов помог Ольге взобраться на высокую ступеньку автобуса. Шемякин был уверен: эти двое не вернутся…

Или Ефим Шлайн готовил новую партитуру? Иначе зачем они здесь, на этом пронизывающем ветру?