– О да, моя госпожа, они прекрасны.

С трудом перевел взгляд на ее лицо и был вознагражден настолько теплой и даже пылкой улыбкой, что на лбу мгновенно выступил пот.

– Кого это ты нахваливаешь, господин мой? – прозвучал низкий голос. – Мою ненаглядную Петалину?

Сильная рука легла на ее плечо, потом скользнула вниз по спине, и в кресло, пустовавшее рядом с ней, ловким движением опустился Марцелл. У Петалины, как всегда, захватило дух от одного его присутствия. Она увидела, как взгляды всех за этим столом обратились в сторону ее возлюбленного.

На несколько мгновений воцарилась тишина. Марцелл огляделся, приветствуя знакомых – кого улыбкой, кого кивком. Потом посмотрел на Фиорентину и поднял бокал, повторив ее жест, сделанный чуть ранее.

– В самом деле, – сказал посол, когда Марцелл вновь повернулся к нему, – красота госпожи Петалины превыше всяких похвал. Она… она…

Если он и обладал дипломатическим красноречием, в этот миг оно полностью изменило ему: он никак не мог подобрать нужное слово. Петалина отчасти ожидала, что он уподобит ее красивой рыбешке. Гости молча следили за его мучениями.

– Подобную красоту дважды в жизни не встретишь, – кое-как завершил он свое славословие.

Петалина мило улыбнулась ему. Догадывался ли бедняга, что оскорбил всех остальных дам за столом? Она вновь посмотрела на Фиорентину. Та хранила серьезный вид, но глаза поблескивали. Вот она что-то сказала мужу. Раф отодвинул сложную композицию из роз и наклонился через стол, отвлекая островного посла. Любителю рыбы пришлось извиниться перед Петалиной и повернуться к нему.

«Ты у меня прелесть, сестренка», – подумала Петалина.

– Надеюсь, – тихо спросил Марцелл, – ты ему не давала скучать?

Она вскинула на него глаза. Братья Винцеры уродились весьма несхожими. Марцелл был крупным, широкоплечим и светловолосым, Рафаэл – пониже ростом, изящнее, с темными волосами и бородой. Одинаковыми были только глаза, черные, как полночное небо. Даже не темно-карие, какие можно видеть у людей восточных племен и уроженцев пустошей юга. Тут была сплошная чернота, непроглядная и влажно-блестящая. Они временами пугали Петалину, эти глаза…

– Его, как и большинство мужчин, нетрудно развлечь.

– То-то я и смотрю, ты его своим бюстом впечатляла…

Она пожала плечами:

– Да я бы всю одежду с себя сорвала и верхом на него запрыгнула, лишь бы он о рыбе перестал рассуждать!

Марцелл рассмеялся.

– Итак, – сказал он, – теперь, когда вы с ним как следует познакомились, не посоветуешь ли, кого ему подослать на ночь?

– Легко! Мальчика.

– Но его прямо заворожили твои прелести… – Марцелл поднял брови.

Петалина улыбнулась ему. И, совсем понизив голос, объяснила:

– Всех мужчин завораживает женская грудь. Но одни желают припасть к ней, зарыться и раствориться, отдаться и покориться… а другие замирают в ужасе. Так вот, он смотрел, как мышь на змею. Это человек до крайности нерешительный, он и любовного удовлетворения склонен искать только в чем-то знакомом. Уж поверь мне: наш рыбный посол будет в восторге от смазливого юноши, а еще больше – от двух. Только пусть все будет сделано очень осторожно и скрытно, ибо он, как все важные люди, очень озабочен, хорошо ли о нем станут думать.

– Как все важные люди? – повторил Марцелл, откинувшись на спинку кресла и строго посмотрев на нее.

– Да, любовь моя, – самодовольно подтвердила она. – Даже тебя, когда ты был помоложе, я уверена, волновала чужая оценка. Просто это было так давно, что ты успел позабыть.

Говоря так, она вновь задумалась, сколько же ему лет. Уж верно, не меньше семидесяти: они встретились тридцать лет назад, и он тогда уже был немолод. Но в его волосах по-прежнему золота больше, чем серебра, чисто выбритое лицо почти лишено морщин – ну разве что в уголках глаз. И сила его не шла на убыль, скорее, прибывала. Как же она за него боялась! Марцелл более полугода провел на передовой – и каждый раз, когда он отправлялся в бой со своими войсками, ее охватывал страх. Что, если она больше никогда его не увидит? У него в жизни была одна великая цель – прекратить войну. По крайней мере, так он ей говорил. Но, если подумать, чем бы он занимался без этой войны? Петалина всерьез опасалась, что, если вдруг мечта Марцелла исполнится и война завершится, он, выйдя в отставку, очень быстро состарится и умрет.

Тут она поймала его взгляд, и ей в который уже раз показалось, что он прочел ее мысли.

Между тем подали очередную перемену блюд, слишком дорогих и обильных для Города по нынешним временам… и которым предстояло большей частью пропасть втуне. Марцелл, которого обслужили первым, тронул ножом сверток красных и зеленых листьев. Внутри обнаружилась горка розовых креветок. Петалина тихо застонала от отвращения.

– Ешь! – велел он ей с напускной строгостью. – Эти креветки умерли, чтобы мы могли жить… Господин посол! – окликнул он.

Она с готовностью подалась назад, чтобы не мешать им разговаривать: это давало ей предлог не притрагиваться к еде.

– Завтра мы сможем побеседовать без помех, – сказал Марцелл островитянину. – Я тут просто подумал, не будете ли вы заинтересованы в новом торговом соглашении…

– О каком соглашении речь, государь?

Двое товарищей посла, сидевшие поблизости, тут же бросили притворяться, будто заняты разговором с вельможами низшего ранга, и повернулись послушать.

– Закатные острова славятся своими лесными богатствами. Я слышал, у вас там нетронутые дубравы и буковые леса.

– Верно, – учтиво кивнул посол. – Правда, наши западные союзники забирают всю излишнюю древесину и просят еще. Они возводят новый город и скупают весь строительный камень и лес, какой только могут достать. У нас с ними масса договоренностей…

– И эти соглашения оговаривают длину и толщину поставляемых бревен?

– Конечно, государь мой.

– Значит, ничто не будет препятствовать и нашему договору, – сказал Марцелл. – Вы поставляете своим союзникам строительную древесину. Ну а то, что недотягивает до оговоренных размеров, пригодилось бы нам. На кареты, на мебель…

Петалина гадала про себя, с чего бы у ее возлюбленного да вдруг такой интерес к дереву. Верно, дерева в последнее время не хватало, поскольку одетые дубовыми рощами холмы на юге оказались в руках неприятеля. Но не Марцеллу же, верховному правителю Города, торговаться из-за мелких поставок?

– Когда отдашь должное угощению, господин мой, – он тем временем тепло улыбнулся послу, – не присоединишься ли ко мне в Змеиной комнате для беседы?

– Почту за честь, государь. – Посол торопливо отложил вилку, хотя еще не покончил с едой.

Они поднялись. Марцелл повел посла в узорные двери в дальнем конце зала. Сопровождающие, на которых приглашение не распространялось, переглянулись и с удовольствием обратились к закускам.