Установленные на торец пластины прихотливо скрывали бурые доски столь частым покровом, что нельзя было сделать ни шагу. Почувствовав недоброе, он потянулся к свистку, обыкновенно висевшему на том же гвозде, вбитом в печное зеркало — не оказалось. Подлец, выкладывавший домино, смотал его. Пришлось скрипеть зубами и ждать, пока фигура сложится. Теперь надежда оставалась только на Аглаю Тихоновну.

Она в ту пору спала плохо и ворочалась, делая боками складки на перине и простыне. Поднялась среди ночи, нагнулась за горшком. Оправила постельную рубашку, подошла к окну взглянуть на снег, этой зимой он выпал необыкновенно чистый и глубокий. На некотором расстоянии от их ставень по воздуху скользил человек в шинели, с задранными руками. Луна отражалась от наста, и всё отчётливо освещалось. Ясная ночь, жёлтая среда. Он летел вдоль бульвара, держась за хитрый изгиб — доработанные деревянные плечи для сюртуков и барахлины. Она — женщина бывалая и экономная, если и изумилась, то точно не поддалась панике, даже в этой тёмной одинокой комнате. Догадалась, что будет дальше, быстро открыв окно, начала лихорадочно мазать рукой стену над проёмом. Нащупала стрелу. Он сделал резкий поворот в сторону дома, теперь парил к ней лицом, целя как раз. Что есть силы она дёргала болт, но пальцы только скользили. Поняла — надо его расшатать. Начала взбираться на подоконник, но нечто сбило её внутрь, накрыло, причинив страшную боль, захрустели рёбра.

На крыше лежал чугунный якорь. С высоты хорошо просматривалась выкладываемая костяшками фигура. Ябритва явно превзошёл прошлую дерьмовую. Порывистый зимний ветер качал шар и притороченный под тем светоч. Чёрное жерло трубы зияло отвесно. Поправив привязанный к поясу мешок, Зодиак перелез через бок корзины, прицелился и прыгнул. Оказавшись в полости, пошире развёл руки и ноги, коленями и предплечьями тормозя падение, но всё равно ударился задницей об угли и почерневшие птичьи кости.

— Говори, дура, где драгоценное? — ударяя кулаком ей в скулу.

Бил не сильно, чтобы она не потеряла сознание. Экономка лишь мычала что-то невразумительное, под дурочку косила. По широкому, похожему на блин лицу стекали две тонкие струйки крови, выползавшие из словно восковых ноздрей. Пока даже он ещё опасался слетать с катушек, всё-таки баба, они же ины, плачут-то это понятно, но и помимо того спектр чувств у них до того ебуч, что хоть не входи в личное пространство.

Белый подол рубашки начал темнеть, об пол застучали постыдные капли. Пани Моника вышел в коридор, сошёл на первый этаж, ведя ладонью по каскавелле перил.

— Вот вы где, — с облегчением. — Всё, тикáем, Зодиак экономиху расколол и жемчуга из тайника выгреб. Это брось, — выхватил он у него из рук покрывало.

Налётчики пересекли двор, перескочили через ограду, выстрелом, перебудившим всю округу, З. перебил якорный строп, шар медленно поплыл в сторону Кремля. Сторож смотрел в окно.

Постаравшись как можно глубже войти в туман, они шли по краю безлюдного рынка, мимо, не обращая на них внимания, пронёсся колесом один из людей Изамбарда, в любой миг он мог изменить способ передвижения, выстрелить из пистолета верёвкой с кошкой в сторону креста на церкви и унестись по воздуху, ночная Хитровка, луна, и на её фоне вдоль белых приземистых домов летит фигура, извиваясь на переходах, когда амплитуда достигает пика, взметает порошу со скатов, на ходу заглядывает в печные трубы и редко светящиеся окна, движется кругами, их сужая, засада только на рынке, тёмные кучи близко к земле могут быть чем угодно, двери трёх кабаков попеременно растворяются, обдавая обледенелую площадь геенной, «Каторга» и «Пересыльный» держат нараспашку некоторое время, между ними через угол площади материализуется огненная дуга, какой-то важный беглый, зацикленный на Сахалине и всей его специфической системе обоссанных древесных стволов, требующих доставки, меняет заведение.

Заговорщики выглядывали каждый из-за своего дерева и скрывались волной, как в варьете. Их держали на прицеле двадцать кураторов из десятого ряда посадки, тех держали на прицеле уже вообще ни дать ни взять иллюминаты, из разных мест, из балок, обгорелых остовов карет и водонапорных башен. Над Анненгофской рощей висел пар, его сносило к плацу, там четыре роты стояли квадратами, унылые лица на морозе расцветали, румянец, синие губы, непослушные пальцы. Пока не казнят, уйти не можно, они караулили толпу умеренной интеллигенции, которая любопытствовала экзекуцию, в агентурных донесениях и циркулярах проходила как «чернь». Иллюминаты швырнули шишки в кураторов, те в своих заговорщиков, те волной оглянулись и увидели, как он взошёл на холм перпендикулярно помосту на плацу, в халате с искрой и в капюшоне. С обеих сторон его сопровождали секунданты, дюжие ребята, цирковые атлеты или переметнувшиеся на сторону зла кузнецы. С какой ещё целью, если не с дальней, в толпу были внедрены верные люди, к ним в надзор ещё более верные. Столько народу задействовано, что операция не могла быть не слита, тем паче в век поголовных провокаций, для чего руководства направлены на неочевидное, что могло навредить жандармам, а могло и помочь. Он всё приближался, переводчики стояли на помосте, глаза горели, губы и сейчас не останавливались, повторяя подстрочник. Секунданты достали упряжь, последние шаги поигрывая ею. Он остановился, скинул халат, под тем обнаружились полосатые лиотарды, поднял голень к филею, оставшись на одной ноге, невероятно прогнулся назад, позвоночник принял форму дуги, он весь оказался близко параллели снега. Помощники согнули молодую ель и подвели ровно под его изгиб. Отпустили раньше, чем палач — руку на помосте. Он совершил несколько кульбитов, к концу летел прямо, выставив вперёд обе руки со сжатыми кулаками.

Верёвки трещали всё громче, они держали корзину под сферой, прикрученной с четырёх сторон под острыми углами к лебёдкам, спрятанным в укромных местах на Зубовской площади; недалеко от лицея цесаревича; под Никольским мостом и под афишной тумбой на Остоженке. Один смотрел в подзорную трубу на дом, относительно которого выбрали точку, другой вносил в специальную тетрадь наблюдения и выкладки. Пока не спускали с цепи индукцию.

Развёрнутый план, то есть кто что хочет получить в итоге, им дали вскоре после консультации с губернатором.

— Казнь на Кадетском плацу подле Анненгофской рощи. Помост на площади, зрителей частью загнали на простор, частью оттеснили топтаться в лес, много кто взобрался на деревья, оттуда кидались шишками, вызывая раздражение в палаче и конвое, и мрачные мысли в охранных чинах. Впоследствии все до единой собраны и приобщены к материалам дела.

— Вы что же, считали, кто сколько раз бросил шишку? — перебил Лукиан Карлович, меняя очерёдность на рукояти.

— Нет, мы приобщили к делу