Дирижабль легко взмыл в непроницаемую толщу туч. Я торопливо задвинул стекло.

— Что, господа, какое будет решение? Бомбовой удар с пикирования или?..

— Какой там удар? — дернул щекой Сашка. — Чего мы тогда вообще сюда перлись? Оптимально так — высаживаемся километрах в пяти, с той стороны, что и раньше подходили, там рельеф удобный. И потихоньку вперед. Понаблюдаем. Чем черт не шутит, по третьему разу внутрь заберемся. Чует сердце, эту пакость сюда Дайяна пригласила. В Москве-пять мы им рога пообломали, они теперь с другого конца пробуют…

Я думал точно так же.

— Сехмет сажает дирижабль вот здесь, на поляне. Против ветра, на корпус, тут же якорь в землю и швартоваться тросами к деревьям. Спокойно без мачты удержится. Второй продолжает барраж. Ждут нас часа три, предел — четыре. Выйдет по-нашему — ракету дадим. Не вернемся — пусть взлетают, бомбят по площади и мотают домой. Бог поможет…

— А как же вы? — возмутился кванг.

— Ерунда. Не бери в голову. Как-нибудь вывернемся. Есть способы. Лорда береги. Мы его с собой не возьмем. Будет тебе верный дружок и память о нас… А скорее всего, я за ним все равно вернусь. Хоть с того света…

Понятие о «том свете» для Сехмета заключалось в мире, из которого мы приходим и куда уходим, чтобы снова появиться в самый нужный момент. Поэтому он молча кивнул, смиряясь с неизбежным.

Пес, весь полет проспавший под задними сиденьями, насторожился и поднял голову. Намеченный расклад ему не нравился. А как иначе? Там, куда мы собираемся лезть, собаке, даже почти разумной, делать нечего. По скобтрапам и отвесным стенкам лазить природа не приспособила.

Шульгин присел возле него, обнял за шею и начал что-то шептать ему в высокое, настороженно пошевеливающееся ухо. Телепатией успокаивал или просто доходчивыми словами, не важно, но Лорд тяжело, почти по-человечески вздохнул, махнул хвостом и снова заполз в дальний угол гондолы. Видно было, что его переполняет чувство протеста, но — хозяин лучше знает, кому и что делать.

Патронов и гранат у нас снова был полный носимый комплект. Все, что имелось в хижине, забрали. Двадцатимиллиметровых сигнальных ракет по пять штук. Они хоть и сигнальные, но при выстреле по горизонтали шагов на пятьдесят убойность стопроцентная.

Дирижабль аккуратно, без толчка, коснулся днищем гондолы гладкого и глубокого снегового покрова.

— Пошли…

Уже пристегнув лыжи, я протянул Сехмету свой бинокль.

— Держи. Опять же — на память. Тем более, большому начальнику полагается. Раздолбаем это осиное гнездо, тебе еще пару звездочек подкинут. Генерал станешь. И — при бинокле. Такого ни у кого больше нет. Верно?

— Вы лучше возвращайтесь. Я без бинокля проживу.

— Вернемся, нет — он все равно твой. И кобуру почини. Красота ж ведь — на пузе «парабеллум», на шее бинокль. Местные дамы штабелями попадают… Мы тебе еще камуфляж и лаковые сапоги со шпорами подарим.

С неба снова густо повалил снег крупными хлопьями. Как по заказу. Нам прикрытие, и дирижабль скоро присыплет так, что за километр от холма не отличишь.

Пробежав половину расстояния до первого намеченного рубежа, остановились.

— Диспозицию, братцы, предлагаю такую: мы с Сашкой впереди, интервал двадцать шагов, Олег сзади, на той же дистанции. Сейчас сосредоточимся, постараемся создать «шапку-невидимку»…

Шульгин это умел, и у меня не раз получалось. Снова мыслеформа, но обращенная вовне. Ничего сложного — окружающая среда и свойства пространства деформируются совсем немного. Ровно в той мере, чтобы внешний наблюдатель, если он не биоробот, просто не мог фиксировать в сознании ни зрительных, ни каких-либо иных сенсорных ощущений, каким-то образом нас касающихся. Смотрит, но не видит, слушает, но не слышит. Как поглощенный собственными мыслями человек не замечает тысячу раз виденных деталей уличного пейзажа в своем квартале. А если вдруг и захочет сосредоточиться, должна у него в мозгах произойти некая интерференция, или же — психологическая сшибка. Свежая информация будет погашена всем объемом предыдущей, не пробьется через фильтры.

И не более. Ни малейших активных посылов, способных насторожить неприятеля усилением даже «белого шума». Ну а Шульгин вдобавок внесет совсем незначительный корректив в «логику случайного», как делал это в Испании.

Конечно, мы понятия не имеем о ментальных структурах дуггуров, даже Замок не сумел в них разобраться, но то, что рассказывал Шульгин о барселонских делах, обнадеживало. Их психическая защита (и агрессия) совпадала по частотам с теми, на которых работал человеческий мозг. Она была ощутима, временами сильна, но достаточным усилием воли преодолевалась. Вот и поглядим, что у нас сейчас выйдет.

Маршрут мы избрали прежний. Во-первых, другого мы все равно не знали, а во-вторых, Дайяне, Лихареву, или кто там всем распоряжается, просто в голову не придет такая степень нахальства. Третий раз идти тем же фарватером!

Нефритовые валуны — последняя опорная позиция, где в случае обнаружения нас монстрами можно обороняться с шансами на успех. Дальше — вытоптанное пространство, воняющее не только ментально, но и физически. Идея самых примитивных групповых отхожих мест в местах дислокации явно не входила у дуггуров в число базовых. Гадили эти ребята немедленно по потребности, как обезьяны, и вы себе можете представить общую картину. По минным полям идти страшнее, но не так противно.

Олег подтянулся к нам, и мы укрыли его защитной завесой.

Закурили. Мы с Левашовым по сигаре, а Сашка трубку. Спешить совсем некуда, а думается, пока ароматный, насыщенный никотином и его близкими синергистами дым согревает душу, намного лучше. Чего обычно человек просит перед расстрелом, если ему дают такую возможность? Закурить напоследок. Мы почти в том же положении.

До ближайших монстров было не больше сотни метров, и мы впервые могли наблюдать их «а натюрель». Во встречном бою — это совсем другое дело. Там — голая (в буквальном смысле, поскольку штанов они не носили) функция, настроенная исключительно на убийство. А тут, вне боя, совсем непонятно, что они такое и чем занимаются.

Справа, не очень далеко, возвышалось подобие купола, мерцающего и подрагивающего, будто кастрюля холодца, вываленного на вибростенд.

— Опять «медуза», — прошептал Левашов, — только раз в десять больше…

— Межвременной транспортер? — предположил Шульгин.

— Похоже…

Монстры сновали между «медузой» и парадным входом в аггрианскую базу, которым нам ни разу не довелось воспользоваться. Обходились вентиляционными каналами и технологическими отверстиями.

Самое же интересное — от «медузы» они отправлялись налегке, а из «шайбы» возвращались тяжело нагруженными. Неизвестного назначения контейнерами различной формы и цвета. Монотонное, ритмичное движение этих существ напоминало механический бег муравьев, добравшихся до сахарницы. Или же — китайских кули, обслуживающих зашедший в Шанхай европейский пароход.