стремиться к тому, чтобы такие истинно духовные люди когда-нибудь могли бы назвать меня своим другом. Поэтому я с ревностью вслушивался и всматривался в них.

Когда я во второй раз прибыл в Т…, чтобы посетить встречу собрания bf, автобус прилетел рано, и в зале «уютной» гостиницы был только один брат, — он устанавливал аппаратуру и ящик для добровольных пожертвований. Мы познакомились. Брата звали Виктор. У него было некрасивое, усато-прыщавое лицо, прямые жёсткие волосы, подскрипывающий голос. Он был невысок; выговор скорее деревенский, чем городской. Мы разговорились, и я задал вопрос о «двух мечах» из Луки. (Я знал, что правильный ответ — в преподании апостолам урока, но мне думалось, что должен быть и другой ответ.) Виктор неожиданно для меня сказал, что мечи могли быть необходимы, чтобы защищаться от диких зверей. Ответ показался мне наивным. Но ведь никто, к примеру, в Просцово даже не понял бы, о чём я говорю. Всё же, я почувствовал в себе тенденцию к некоторому дистанцированию от Виктора из-за его неприглядной внешности, а также некоторой задавленности в общении. Когда в этот же день я ехал на автобусе обратно в Просцово, я увидел Виктора, стоящего на тротуаре с женщиной и что-то показывающего ей в раскрытой Библии. «Надо же», — восхитился я, — «проповедует в одиночку на улице. Мне бы так, да где смелости набраться? Какой молодец! Вот это вера!» Я выругал себя за склонность к лицеприятию.

Встречу в тот раз проводил Андрей Светлов. Столы расположили в длинный непрерывный ряд, Андрей устроился в торце и речь произнёс по-домашнему, сидя. После встречи он, вместе с Андреем Субботиным, недолго позанимался со мной по брошюре «Что от нас ожидает Бог?». Мне запомнилось его основательное:

— Ну что, Игорь из Просцова, есть у тебя вопросы? — и добавил шутливо-грозно: — А то смотри, — мы тебе будем вопросы задавать!

Андрей Светлов пару раз не очень смешно пошутил и потом, по дороге на автостанцию, рассказал один неглубокий анекдот. С одной стороны, неглубина его чувства юмора сама по себе вызывала улыбку, с другой — напрочь изничтожала эту его игрушечную грозность, которую он, как как бы один из немногих на то время служителей собрания, на себя натягивал. Позднее, года через полтора, когда я подошёл к нему со своей алкогольной темой, он проявил в беседе удивительную душевность, уважение, такт, зрелую уравновешенность и советы дал здравые и прямые, по принципам. (В то время как в кулуарах собрания «Семёново» ходила прибаутка на тему богобоязненности: «Ир, ты кого больше боишься: J или Светлова? — Светлова, конечно!»)

Приезжал ещё Вася Павлов, сын того самого легендарного Давида Павлова, — первого в К… проповедника (того, что не дал нам с Алинкой «Что? Где? Когда?» посмотреть). Вася был какой-то вечный взрыв энергии. Манерой общения он в чём-то напоминал Мишку Шугарёва, только без его пошлости и угрюмой циничности. Вася любил, в основном по-доброму, посмеяться над кем-то или над чем-то, впрочем, не с целью просто похахалиться; он, как бы, в беседе с другими стремился постоянно сделать акцент на исправлении того, что, как ему казалось, делалось не так в истине. Временами же, особенно когда обсуждались вопросы организации, он делался, напротив, чрезвычайно серьёзен. Лицо и взгляд его были до предела чисты и искренни, от этого становилось даже как-то не по себе. Он как будто всверливался взглядом в собеседника, как будто хотел непременно вынуть всё из него. Во всей его фигуре удивительно ярко сочетались детская ребячливость и Божья проницательность. Однажды на изучении речь зашла о приемлемости тяжёлой музыки для христиан. Андрей Субботин сказал доверительно-проникновенным тоном, видя, что этот вопрос животрепещущ для меня: «Игорь, никто тебя в этом не упрекнёт» (ему бы, конечно, следовало добавить в согласии с «мудрым рабом»: «другое дело, про что песня; вот тут стоит поразмышлять, чем ты себя питаешь», но Андрей всегда был лаконичен, понимая, что до нюансов я сам со временем дойду). Вася Павлов тут же вставил историю про то, как кучка служителей пришла домой к Томеку Вишневскому, поляку, разъездному служителю, и застала его прыгающим с воображаемой гитарой под что-то хардовое. Лица у старейшин вытянулись, ибо они непонятно кем и почему были дотоле научены слушать едва ли не одну классику. Чтобы подать это в красках, Вася встал из-за стола и изобразил скачущего Томека. «Вон, Игорь-то ещё не знает, а ты видел, каких Томек габаритов. И вот представляешь, такая туша с гитаркой подпрыгивает!» Было смешно, тем более что и сам Вася Павлов был не самый худой из смертных. Всё это действительно было не просто праздными забавами, а всякой подобной клоунадой братья пытались вытеснить чересчур аскетически-угрюмое отношение некоторых к истине.

Однажды и сам Томек Вишневский приехал навещать т-ю группу. Он, и правда, был очень толст, но при этом забавно сочетал свою толстоту с быстротой ума и лёгкостью общения. Речь он сказал быстро, а встречу для проповеди провёл вообще молниеносно. Имея в виду разного рода нападки на проповедь bf, Томек завершил свою речь красивым восточным слогом: «Собаки лают, а караван идёт». Потом спросил у Эрика, одного из местных братьев:

— Скажи, который час?

— Часов нет.

— Какая жалость, у меня тоже. А ты купи.

— Не на что.

— Ну, купи на руку (общий смех).

«Во, клоун», — подумалось мне. — «Ну а с другой стороны, действительно, чего вечно ныть? Это пускай другие кто-нибудь рисуют на своих иконах вытянуто-скорбящего Иисуса. А Иисус по евангелию «ликовал», и сам J в 1-м письме Павла Тимофею назван «счастливым». Так что, отчего бы Томеку Вишневскому, разъездному служителю, не любить большие бутерброды и не отпускать ехидненькие шуточки, если от этого наидобрейшая улыбка с его толстого лица даже ночью-поди не сходит?»

Однажды приехал проводить встречу Сергей Саблин. Этот вообще, как будто, с трудом находил паузу, чтобы отвлечься от отыскания того, над чем можно было бы весело посмеяться. Он был какой-то нелепо-высокий и угловатый. На каждого в группе он смотрел смеющимися счастливыми глазами, а в конце обсуждения «Сторожевой башни» так прямо всем и сказал: «Не знаю, как вы, а я счастлив!» На изучении со мной Серёгу зациклило на внешнем виде христианина. «Я когда в армии служил…» И рассказал историю про подшивание воротничков. Андрей Субботин его поддержал. Наверное, шёл намёк на то, что у меня рубашка не очень свежая, но понимание этого как-то уходило мимо меня. «У меня, правда, вот, ногти,