– Да! – с облегчением хохотнул он.

– Неудивительно. Вы когда-нибудь бывали в суде прежде?

– Нет.

– Вы когда-нибудь предполагали, что однажды окажетесь в суде?

– Ну нет. Мы не доверяем подаче иска, так что мне эта мысль не приходила в голову.

– Кого вы подразумеваете под словом «мы»?

– Народ, – ответил он.

– Амишей?

– Да.

– Вас попросили быть сегодня свидетелем?

– Нет, я сам вызвался.

– Вы по собственной воле поставили себя в неудобную ситуацию. Почему?

Его ясные голубые глаза остановились на Кэти.

– Потому что она не убивала своего ребенка.

– Откуда вы знаете?

– Я знаю ее всю жизнь, с детства. Много лет подряд я видел ее каждый день. Сейчас я работаю у отца Кэти на ферме.

– И что вы там делаете?

– Все, что скажет Аарон, довольно много всего. В основном я помогаю сажать и собирать урожай. Ах, да – и дойка. Это молочная ферма.

– Когда доят коров?

– Утром в полпятого и днем в полпятого.

– В чем это заключается?

Джордж поднял бровь:

– Протестую! Нам действительно нужен мастер-класс по управлению фермой?

– Мне необходимо обосновать, Ваша честь, – возразила я.

– Отклонено. Мистер Стольцфус, можете ответить на вопрос.

Сэмюэл кивнул:

– Ну, начинаем мы со смешивания фуража. Потом выгребаем из стойл навоз, который пойдет в компостную яму. У Аарона двадцать коров, так что на это уходит порядочно времени. Потом мы протираем у них вымя и прилаживаем доильный аппарат, работающий от генератора. Я говорил, что одновременно доят двух коров? Молоко выливают в бидон, а из него в цистерну. Обычно в середине приходится останавливаться и снова выгребать навоз.

– Когда за молоком приезжает транспорт молочной компании?

– Через день, за исключением воскресенья. Если это приходится на воскресенье, начинается дурдом, как в субботу ночью.

– Перед отправкой молоко пастеризуется?

– Нет, это делается после.

– Фишеры покупают молоко в супермаркете?

– Это было бы глупо! – усмехнулся Сэмюэл. – Точно так же, как покупать бекон, если только что зарезали отличную свинью. Фишеры пьют свое свежее молоко. Я дважды в день приношу кувшин матери Кэти.

– Значит, молоко, которое пьют Фишеры, непастеризованное?

– Да, но на вкус оно такое же, как в белых пластиковых пакетах. Вы ведь пьете его?

– Протестую! Кто-нибудь может напомнить свидетелю, что он не должен задавать вопросы? – вмешался Джордж.

Судья повернулась в сторону Сэмюэла:

– Мистер Стольцфус, боюсь, прокурор прав.

Гигант покраснел и опустил глаза.

– Сэмюэл, – быстро спросила я, – почему вы чувствуете, что настолько хорошо знаете Кэти?

– Я видел ее в разных ситуациях и знаю, как она реагирует, когда бывает грустная, а когда счастливая. Я был там, когда утонула ее сестра, когда ее брата навсегда отлучили от Церкви. Два года назад мы начали гулять.

– Вы имеете в виду, встречаться?

– Угу.

– Вы встречались, когда у Кэти родился ребенок?

– Да.

– Вы были там, когда она родила?

– Нет, не был, – ответил Сэмюэл. – Я узнал позже.

– Вы думали тогда, что это ваш ребенок?

– Нет.

– Почему нет?

Он откашлялся:

– Мы никогда не спали вместе.

– Вы знали, кто отец этого ребенка?

– Нет. Кэти не хотела говорить.

Я постаралась говорить мягче:

– Как вы себя почувствовали?

– Довольно скверно. Видите ли, она была моей девушкой. Я не понимал, что произошло.

Какое-то время я молчала, предоставив присяжным смотреть на Сэмюэла. Сильный красивый мужчина, одетый в непривычную для нас одежду, с запинкой говоривший на неродном языке, пытался держаться на плаву в совершенно чуждой для него ситуации.

– Сэмюэл, – продолжила я, – ваша девушка беременеет от другого, родившегося ребенка обнаруживают умершим по неизвестным причинам, и, хотя вас там не было, вы стремитесь попасть в суд для дачи показаний. Вы все же пришли сюда сказать нам, что она не совершала убийства?

– Это так.

– Почему вы защищаете Кэти, которая, безусловно, причинила вам зло?

– Все, что вы сказали, Элли, – это правда. Я должен был сильно разозлиться и какое-то время я злился, а теперь нет. Теперь я преодолел свой эгоизм и должен помочь ей. Понимаете, человек из «простых» не ставит себя на первое место. Он просто этого не делает, потому что это будет бахвальством, а суть в том, что всегда найдутся более значительные, чем он, люди. Так что, когда Кэти слышит сплетни людей о себе и этом ребенке, она не оспаривает их, не пытается постоять за себя. Я здесь для того, чтобы постоять за нее. – И, словно прислушиваясь к собственным словам, он медленно поднялся и повернулся к присяжным. – Она этого не делала. Не могла сделать.

Взоры каждого из двенадцати присяжных были прикованы к лицу Сэмюэла, выражавшему спокойную непреклонную убежденность.

– Сэмюэл, вы по-прежнему ее любите?

Он повернулся, его взгляд скользнул по мне и, просияв, остановился на Кэти.

– Да, – ответил он. – Люблю.

Джордж постучал по губам указательным пальцем:

– Она была вашей девушкой, но спала с другим парнем?

Сэмюэл прищурился:

– Разве вы не слышали, что я сказал?

– Просто меня интересуют ваши чувства, вот и все! – Прокурор воздел руки.

– Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о своих чувствах. Я пришел сюда говорить о Кэти. Она не сделала ничего дурного.

Я кашлянула, чтобы скрыть смешок. Для какого-нибудь несведущего человека Сэмюэл мог показаться несгибаемой скалой.

– Ваша религия исповедует всепрощение, мистер Стольцфус? – спросил Джордж.

– Сэмюэл.

– Хорошо, Сэмюэл. Ваша религия исповедует всепрощение?

– Да. Если человек смирится и покается в грехе, его всегда примут обратно в Церковь.

– После того как он сознается в содеянном?

– После покаяния, это верно.

– Хорошо. Теперь забудем на минуту о Церкви. Не отвечайте мне как амиш, ответьте как обыкновенный человек. Существует ли что-то, чего вы не можете простить?