По непонятным для меня причинам с каждым словом из показаний Оуэна Кэти все глубже замыкалась в себе. По всем соображениям она должна была радоваться, как и я. Даже небольшая колкость Джорджа в конце его перекрестного допроса не могла увести от того факта, что в организме ребенка была обнаружена эта фатальная бактерия. Теперь у присяжных должны были возникнуть обоснованные сомнения, так необходимые нам для оправдания.

– Кэти, – наклонившись к ней, сказала я, – ты хорошо себя чувствуешь?

– Пожалуйста, Элли. Можем мы сейчас поехать домой?

У нее был несчастный вид.

– Ты заболела?

– Ну, пожалуйста.

Я глянула на свои часы. Было полчетвертого – рановато для дойки, но судья Ледбеттер никогда об этом не узнает.

– Ваша честь, – поднимаясь, сказала я, – если суд не возражает, мы бы хотели отложить заседание до завтра.

Судья взглянула на меня поверх очков:

– Ах да. Дойка. – Она бросила взгляд на Оуэна Зиглера, теперь сидевшего на галерее. – Что ж, на вашем месте я бы не преминула по окончании вымыть руки. Мистер Каллахэн, вы не возражаете против того, чтобы, в связи с работами на ферме, перенести заседание на завтра?

– Нет, Ваша честь. Мои куры будут страшно рады меня видеть. – Он пожал плечами. – Ох, верно, у меня нет кур.

– Не стройте из себя сноба, советник, – нахмурилась судья. – Ну хорошо. Встречаемся завтра в десять. Заседание закрыто.

Неожиданно мы оказались в окружении людей: Леда, Куп, Джейкоб, Сэмюэл и Адам Синклер. Куп обвил рукой мою талию и прошептал:

– Надеюсь, у нее твои мозги.

Я не ответила, наблюдая, как Джейкоб пытается рассмешить Кэти своими шуточками. Сэмюэл держался как натянутая тетива, стараясь не задеть плечом Адама. Со своей стороны Кэти старалась не выдавать своих чувств, растягивая губы в деланой улыбке. Неужели только я замечала, что она вот-вот сорвется?

– Кэти, – выступив вперед, сказал Адам, – хочешь прогуляться?

– Нет, не хочет, – ответил за нее Сэмюэл.

Адам в удивлении повернулся:

– По-моему, она может говорить за себя.

Кэти прижала пальцы к вискам:

– Спасибо, Адам, но у нас с Элли есть планы.

Это было для меня новостью, но, заглянув в ее умоляющие глаза, я кивнула.

– Нам надо обговорить ее свидетельские показания, – сказала я, хотя на самом деле собиралась обойтись без ее показаний. – Нас отвезет Леда. Куп, можешь развезти по домам всех остальных?

Мы отбыли таким же образом, как и в пятницу: Леда подъехала к задней части здания суда, где ее ждали мы с Кэти. Потом мы вернулись к входу в здание, проехав мимо всех репортеров, ожидающих появления Кэти.

– Милая, – сказала мне Леда несколько минут спустя, – этот доктор, выступавший твоим свидетелем, просто нечто!

Я смотрелась в зеркальце над пассажирским сиденьем, стирая подтеки туши под глазами. Кэти, сидевшая у меня за спиной, уставилась в окно.

– Оуэн – хороший мужик. И очень хороший патологоанатом.

– Вся история с бактериями… это правда?

– Никто не позволил бы ему сочинять, – улыбнулась я. – Это было бы лжесвидетельство.

– Ну, я готова поспорить, что ты можешь выиграть дело на одних показаниях доктора.

Я снова заглянула в зеркальце, пытаясь поймать взгляд Кэти.

– Ты это слышала? – многозначительно спросила я.

Кэти сжала губы, никак не показывая, что слушала. Прижавшись щекой к стеклу, она продолжала смотреть в окно.

Вдруг Кэти открыла дверь машины, вынудив Леду свернуть с дороги и резко затормозить.

– Боже правый! – вскрикнула Леда. – Кэти, нельзя делать этого на ходу!

– Прости. Тетя Леда, а можно мы с Элли дальше пойдем пешком?

– Но до дома еще добрых три мили!

– Мне нужно подышать свежим воздухом. И нам с Элли надо поговорить. – Она чуть улыбнулась. – Все будет хорошо.

Леда взглянула на меня, спрашивая одобрения. На мне были черные сандалии – к счастью, не каблуки, но все же не походная обувь. Кэти уже стояла у машины.

– Ох, ну ладно, – проворчала я, кинув портфель на сиденье. – Можешь опустить это в почтовый ящик?

Мы смотрели, как на дороге вдали исчезают габаритные огни автомобиля, потом я повернулась к Кэти, скрестив руки на груди:

– Что случилось?

Кэти пошла шагом:

– Просто мне захотелось немного побыть наедине.

– Ну, я пока не ухожу…

– Я хотела сказать, наедине с тобой. – Она наклонилась и сорвала высокий кудрявый папоротник, растущий на обочине дороги. – Тяжело, когда всем от меня что-то надо.

– Они беспокоятся за тебя. – Я смотрела, как Кэти поднырнула под электрическое ограждение, чтобы пройти через поле, по которому топтались телята. – Эй, мы нарушаем границы!

– Это земля старика Джона Лэппа. Он не станет возражать, если мы срежем путь.

Я пробиралась между коровьими лепешками, глядя, как животные подергивают хвостами и сонно моргают. Кэти наклонилась за отцветшими одуванчиками и сухими стручками молочая.

– Тебе надо выйти замуж за Купа, – сказала она.

– Ты об этом хотела поговорить со мной наедине?! – расхохоталась я. – Побеспокойся лучше о себе, а моими проблемами займемся после суда.

– Ты должна. Просто должна.

– Кэти, не важно, выйду я замуж или нет, я обязательно рожу этого ребенка.

Она вздрогнула:

– Не в этом дело.

– А в чем же дело?

– Если он уйдет, – тихо произнесла она, – ты не получишь его обратно.

Так вот из-за чего она расстроилась – из-за Адама. Мы молча прошли по полю, а потом пролезли под ограждением с другой стороны пастбища.

– Ты еще наладишь жизнь с Адамом. Твои родители – уже не те люди, какими они были шесть лет назад, когда ушел Джейкоб. Многое может измениться.

– Нет, не может. – Она помедлила, подыскивая слова. – Просто потому, что ты кого-то любишь, не означает, что Господь уготовил вам судьбу быть вместе.

Мы неожиданно остановились, и я поняла, что Кэти привела меня к маленькому амишскому кладбищу и что ее потаенные эмоции не имеют никакого отношения к Адаму. Ее лицо было повернуто к небольшому надгробию ее ребенка, а руки сжимали столбики штакетника.

– Моих любимых существ, – прошептала она, – постоянно у меня отнимают.

Она тихо заплакала, обхватив себя руками. Потом наклонилась вперед и заголосила. За все время, что я ее знала, я такого не слышала – ни когда ее обвинили в убийстве, ни когда хоронили ее ребенка, ни когда подвергли порицанию.