Жасмин описала свою домашнюю жизнь после развода родителей как трудную и несчастную. Она убежала из дома в возрасте тринадцати лет, явно пытаясь спастись от напряженной и чреватой опасностью окружающей среды. Ее мать, похоже, была не в состоянии обеспечить ей адекватную поддержку и присмотр, в том числе защитить Жасмин от физического насилия. Когда ей было пятнадцать, умер отец, который был дли нее источником некоторого утешения и поддержки, его смерть принесла ей глубокое чувство потери.

В возрасте четырнадцати лет Жасмин в течение трех дней удерживал и насиловал ее молодой человек, к которому она убежала, чтобы покинуть гнетущую домашнюю обстановку. Это продолжительное насильственное сексуальное нападение травмировало ее. На момент нашего знакомства после этого события прошло уже восемь лет, но она все еще проявляла симптомы посттравматического стрессового расстройства, включая ночные кошмары, воспоминания и навязчивые мысли о нападении, жестокости, сексуальном и физическом насилии, а также страх остаться наедине с мужчинами и ощущение, что травма все еще имеет место. За последние семь лет Жасмин была вовлечена в сексуальные отношения по меньшей мере с восемью партнерами, каждый из которых физически оскорблял ее. Ее самые длительные отношения длились чуть больше года.

Характер этих отношений состоял в том, что человек, казалось бы, предлагал Жасмин выход из трудных и жестоких отношений и несчастной ситуации дома. Она не могла рассчитывать на свои силы и надеялась выйти из оскорбительных отношений с его помощью. Но этот новый партнер затем начинал проявлять жестокость, погружая ее в состояние безвыходности и беспомощности, пока на сцене не появлялся следующий партнер, открыто предлагающий защиту и средства спасения.

Ее отчаяние из-за невозможности оставить опасную ситуацию, вероятно, влияло на рациональность ее суждений о новом партнере, и решение о создании новых отношений принималось в контексте тревоги и отчаяния, без учета потенциального риска для себя. Ее дети были с ней повсюду, но их потребности, к сожалению, игнорировались. Ее решения не отвечали долгосрочным интересам детей, являясь лишь краткосрочным выходом из ситуации, дабы избежать непосредственной опасности.

Ранний опыт Жасмин повлиял на ее чувство собственного достоинства и способствовал обеднению внутренней модели воспитания. Ее мать была депрессивной женщиной, которая с трудом могла уследить за ее потребностями, и Жасмин, уже пострадавшей от насилия и собственных трудностей в школе, где ее считали «отсталой», оставалось искать внимания и привязанности там, где только можно. У нее была тенденция искать взрослых, которые, по ее мнению, могли защитить ее, и она не осознавала эксплуататорского характера такого внимания, которое часто носило выраженный сексуальный характер. В ее внутреннем мире было мало хороших объектов и весьма спутанное представление о комфорте и заботе. Ее основным чувством в ранние годы было одиночество и отсутствие любви, и она надеялась, что благодаря появлению детей она сможет наконец-то «получить что-то для себя, кого-то, кто действительно любит», что отражало ее ощущение лишения и нарциссическую концепцию понимания роли детей.

Описания ею жестоких мужчин, с которыми она сталкивалась, иллюстрируют ее чувство покорности, бессилия и страха. Мать, к которой девушка обращалась, не могла предложить ей настоящей защиты или убежища. Жасмин описала физическое насилие, применявшееся к ней ее предыдущим партнером: «Я помню один случай, когда он был жесток ко мне. Это было из-за денег… Он посчитал, что я потратила часть его заработной платы, когда он был в отъезде. Тогда он попытался задушить меня. Он рассердился и схватил меня за горло. Он был пьян. В начале наших отношений он пил совсем немного, но позже ситуация ухудшилась. Он заставил меня прижаться к полу и сказал: «Мне придется побить тебя, что ты сделаешь, чтобы остановить меня?» В тот раз он остановился — почему, я не знаю… После того как он пытался задушить меня, я вернулась к маме. Он звонил маме всю ночь, поэтому телефон пришлось отключить. Утром я побоялась возвращаться домой и попросила полицию проводить меня. Я хотела вернуться, чтобы собрать часть детской одежды… Когда я вошла в дом, лампочки в коридоре и на кухне были разбиты, два окна были полностью выбиты. Вдоль стен коридора валялись осколки пивных бутылок, которые он кидал в стену. Я не стала жаловаться по этому поводу, подумав, что это уже не так важно, потому что он уже был арестован».

Жасмин живо описала свое чувство беспомощности и молчаливое признание того, что ее показания не взяли бы в расчет, а жестокое обращение сразу было бы сведено к минимуму, если бы она стала подавать дальнейшие жалобы на своего склонного к жестокости партнера. Она научилась не вмешиваться. Это иллюстрирует психологическое состояние «выученной беспомощности» (Seligman, 1975). Она полагала, что ничего не может сделать, чтобы избежать запугивающего и бесчеловечного обращения партнера, хоть и предприняла важный шаг, оставив его. Пугающие последствия того, что будет, если она от него уйдет, и постоянный страх перед его возмездием ярко видны в том, как возвратившись домой, Жасмин обнаруживает дом разрушенным и опустошенным.

Результат

В соответствии с моими рекомендациями для Жасмин и рекомендациями для ребенка со стороны опекуна, назначенного судом. а также рекомендациями работников, проводящих оценку в семейном центре, в котором Жасмин регулярно появлялась, в процессе обсуждения мер социальной помощи было принято решение, что план вмешательства местных органов власти будет заключаться в поддержке постепенного возвращения Жасмин прав на уход за ребенком в полном объеме. Это позволит местным властям разделить с Жасмин совместную родительскую ответственность, а также при необходимости, если появится свидетельство того, что ребенок был ранен или что им пренебрегают, изъять его и поместить в приемную семью. Жасмин должна получать поддержку семейного центра, семейного куратора и выделенных социальных работников. Она также должна была еженедельно посещать консультации, что позволило бы ей рассказать о собственном опыте сексуального насилия и своих глубоких трудностях в самоутверждении.

В данном случае был достигнут положительный результат, поскольку через год после того, как дело о попечении было закрыто, Жасмин все еще заботилась о своем младшем ребенке и хорошо справлялась с требованиями по уходу за ним. Она также была более спокойна и уверена в своих собственных правах и, казалось, чувствовала себя хорошо при индивидуальном консультировании и в поддерживающей системе, касающейся ребенка. Она расцвела, и ее больше не пугали родительские обязанности. Однако социальный работник