часто высказывал озабоченность по поводу ее связи с различными мужчинами — «друзьями», но Жасмин утверждала, что она не устанавливает серьезных сексуальных отношений после окончательного судебного разбирательства по делу о попечении. Несмотря на озабоченность по поводу характера участия в ее жизни этих мужчин, не было никаких доказательств того, что Жасмин, либо ее ребенок подвергались физическому, сексуальному или эмоциональному насилию. Похоже, что ее поддержали помощь и внимание местной власти и, в частности, сотрудники семейного центра, которые проявили к ней материнский интерес. Проблемы ее социальной изоляции и недостаточной уверенности в себе удалось смягчить, в том числе при помощи поддержки и особой структуры семейного центра. Кроме того, мать все чаще принимала участие в повседневной жизни Жасмин, и та это очень ценила, чувствуя, что мать наконец-то прилагает все усилия, чтобы помочь ей, включаясь в заботу о ее сыне. Жасмин всё еще переживала потерю своих старших детей, а понимание того, что ее дети подвергались жестокому обращению, терзало ее, и это чувство глубокой потери оставалось с ней постоянно.

Обсуждение

Трансгенерационная передача нарушенной привязанности

Насилие и разлад часто встречаются в среде взрослых, которые не смогли получить адекватной защиты в детстве и родители которых применяли жесткие методы воспитания. Эта трансгенерационная передача насилия частично объясняется моделью теории социального научения, в которой подчеркивается важность ранних родительских установок для последующего воспитания собственных детей (Browne, 1987). Недавние исследования теоретиков в области привязанности также предполагают эмпирическую поддержку трансгенерационной передачи нарушенного родительства и развития индивидуальной психопатологии, такой как пограничное расстройство личности (Fonagy, 1991; Fonagy et al., 1995; расширенное обсуждение теории привязанности см. в главе 1).

Как описано в предыдущих главах, ранний опыт матери, которая не обеспечивает контейнирование посылов младенца и не готова позволить ребенку развивать способность к самостоятельности может привести к невозможности мыслить символически. Эта неспособность ментализировать предрасполагает человека к насилию, поскольку болезненные психические состояния не могут обдумываться и управляться, они проявляются через внешнее поведение. Нарушения в ранней привязанности могут привести к трудностям в развитии необходимой уверенности и чувства безопасности, которые позволяют людям распознавать и покидать оскорбительные ситуации или вести независимую жизнь. Жасмин в раннем возрасте, похоже, была лишена стабильности и защиты родителей и, казалось, добивалась компенсации за это через свои сексуальные отношения. Смерть ее отца, вероятно, углубила ее потребность иметь мужские источники комфорта и оставила ее с совсем слабым чувством уверенности в себе.

Как и многие жертвы детской травмы, она неоднократно оказывалась в ситуациях, наполненных жестокостью, когда ее очевидный защитник становился ее преследователем. Это объясняется тем, что она пыталась преодолеть первоначальную травму путем повторного вступления в ту же ситуацию в качестве повзрослевшего и более компетентного человека; такое поведение известно как «управление травмой». Другое объяснение заключается в том, что этот опыт повлиял на нее настолько неблагоприятно, что она потеряла способность отличать надежных партнеров от жестоких или замечать ранние признаки опасности. Ущерб, нанесенный ее самоуважению и уверенности в себе, был настолько велик, что ее потребности в безопасности и комфорте преобладали над рациональными соображениями о том, кто сможет защитить ее детей и позаботиться о них. Похоже, она оказалась интеллектуально неразвитой из-за травматических переживаний, которые снизили ее способность планировать будущее и понимать связь причин и следствий. Результаты влияния ранней травматизаиии на психическое развитие были хорошо описаны Синасон (Sinason, 1986) и имеют отношение к ситуации Жасмин.

Описание интеллектуальной недостаточности как следствия травмы, данное Синасон, предполагает, что снижение когнитивной деятельности может следовать за эмоциональной и сексуальной травмой как защитный механизм для избегания психической боли. Атака на мышление становится защитой от воспоминаний о травме. В случае с Жасмин, она, похоже, эмоционально и интеллектуально закрылась. Казалось, что единственным миром, в котором она могла бы обитать, был тот, в котором путаница и хаос отвлекали бы ее от признания собственного несчастья и беспомощности. Размывая суровые очертания мира, она достигла определенного уровня психического выживания. Эта неосознанная защита развилась в начале жизни и сохранялась как стратегия выживания во взрослой жизни, но нанесла Жасмин непоправимый вред при защите как старших детей, так и себя от сексуального насилия и серьезной жестокости. Ее собственный родительский опыт временами отражал стремление удовлетворить свои собственные, а не детские потребности в комфорте и защите: способность думать о детях была значительно нарушена.

Избиваемые женщины-убийцы

Самые распространенные жертвы женщин-убийц — это их мужья или партнеры. В большинстве случаев этот партнер был жестоким с женщиной на протяжении многих лет. Значительная часть женщин, совершивших убийство интимных партнеров, в прошлом терпели их насилие (Barnard et al., 1982; Daniel, Harris 1982; Kirkpatrick, Humphrey, 1986; Foster et al., 1989). Для женщин, живущих в таких условиях, возможность убийства обидчика кажется единственным выходом. Но не все женщины, подвергшиеся насилию (а по самым скромным подсчетам в США ежегодно 1,6 млн женщин избиваются своими партнерами; Strauss, Gelles, 1986), завершают свои отношения убийством. Причины, по которым некоторые женщины делают это, и их психологические мотивы требуют изучения.

Исследования показывают, что наличие определенных факторов в ситуациях избиваемых женщин-убийц отличало этих женщин от тех, кто не решался на убийство. К ним относятся угрозы убить, злоупотребление обидчика алкоголем, наличие в доме огнестрельного или другого оружия, а также переживание женщиной серьезного психологического насилия. Эти факторы оказались более важными, чем тяжесть и эскалация инцидентов с применением насилия. Данный факт подкрепляет идею о том, что наиболее важным при определении причин, заставляющих женщин убивать своих жестоких партнеров, является их собственное восприятие ситуации и их субъективный опыт унижения, деградации, изоляции и террора, навязанных им их партнерами.

В своем исследовании Брауни выявила факторы, наиболее точно определяющие, совершит ли женщина убийство партнера: тяжесть полученных женщиной травм, употребление алкоголя или наркотиков мужчиной, частота случаев насилия, угрозы убийства со стороны мужчины или самоубийства со стороны женщины (Browne, 1987). Кэмпбелл провела тестирование по методике