Близость Вани-эфенди к великому визирю приблизила его и к Мехмеду IV, а в хрониках фаворита султана, Абдурахмана Абди-паши, имя Вани-эфенди упоминается так же часто, как имена самых известных визирей султана. Он был с Мехмедом в те годы, когда его двор пребывал в Эдирне, где Абдурахман Абди имел все возможности за ним наблюдать. Интересно то, что между Вани-эфенди и церковным истэблишментом в лице шейх-уль-ислама Минкарызаде («Сын человека с орлиным носом») Яхья-эфенди, судя по всему, не возникало никаких идейных противоречий, хотя равное положение давало одинаковый вес их взглядам на вопросы, оценка которых традиционно была исключительной монополией шейх-уль-ислама, обладавшего высочайшим духовным авторитетом. Вани-эфенди сопровождал султана во время его бесплодной военной кампании на Крите, а также во время Каменецкой кампании. Находившая в этом городе церковь кармелитов была преобразована в мечеть и названа его именем, а ему самому дали отпуск, необходимый для того, чтобы учредить благотворительный фонд.

И султан, и его великий визирь были еще достаточно молоды и поэтому прислушивались к советам такого человека, как Вани-эфенди, а его высокое положение стало благом для его менее высокопоставленных последователей, голоса которых умолкли после того, как в 1656 году Юстювани Мехмед-эфенди и его прислужники были высланы на Кипр. События в годы, предшествующие возвышению клана Кёпрюлю, во многом дискредитировали церковную иерархию, погрязшую в политических и фракционных склоках, которые разыгрывались в столице. Поэтому настало время для появления группы, подобной секте Кадизадели, которая могла бы законно претендовать на ведущую роль в деле восстановления моральных принципов. В тот период, когда Вани-эфенди оказывал доминирующее влияние, мистические ордена снова стали объектами пристального внимания секты Кадизадели. Ее лидер распорядился уничтожить находившийся неподалеку от Эдирне орден дервишей Бекташи и даже оказал воздействие на расположенную в Галате богатую и влиятельную ложу Мевлеви, запретив публичное исполнение суфитской музыки и танцев, которые, по его убеждению, не соответствовали догматам ортодоксальной веры. Как и в те дни, когда султан Мурад IV прислушивался к тому, что проповедовал Кадизаде Мехмед, кофейни были закрыты, и курение снова было запрещено.

Дервиши хотя бы были мусульманами: Вани-эфенди и его сторонников в гораздо большей степени оскорбляло присутствие в империи немусульман и то, что им жаловали привилегии. Так, производство и потребление вина традиционно запрещалось мусульманам, но разрешалось христианам и евреям (во благо казначейства, которое собирало с них десятину). В 1670 году был издан имперский указ, согласно которому упразднялась должность специального уполномоченного по вину, ликвидировались таверны в Стамбуле и его окрестностях и вводился запрет на продажу вина, что привело не только к финансовым потерям казначейства, но и к штрафным санкциям в отношении христиан и евреев, которые занимались этой прибыльной торговлей. Однако, как это случалось с предыдущими попытками обуздать торговлю вином, увертки и контрабанда сделали этот указ неэффективным. Возможно, более всего раздражавшим Вани-эфенди фактором было зрелище «сотен» людей, приезжавших с целью посетить таверны деревни Карагач, расположенной совсем неподалеку от Эдирне. Доктор Джон Коувел получил сведения из первых рук о «любви турок к вину» и об отступных, которые получал главнокомандующий янычар за то, что он закрывал глаза на пьянство в Карагаче. Весь двор, говорил он, состоял из пьяниц, за исключением султана и еще двух человек: Мерзифонлу Кара Мустафа-паши и Мусахиб Мустафа-паши.

Терпимое положение немусульман было введено в систему османского права незадолго до правления Мехмеда II, а отражением того, что законодательство определило для них место, являлась плата избирательного душевого налога. Однако то рвение, с каким османские христиане и евреи при любой возможности устанавливали связи с чужеземными купцами и доверенными лицами иностранных государств, приводило такого пуританина, как Вани-эфенди, в замешательство, поэтому он пришел к заключению, что членов этих меньшинств надо поставить на место и сделать так, чтобы они не выделялись. Традиционно в Османской империи к местам богослужения немусульман относились терпимо до тех пор, пока это не выходило за установленные пределы. Разрешался и ремонт, который был признан необходимым, хотя реконструкция могла быть запрещена, если здание в его первоначальном виде было полностью разрушено. Под влиянием Вани-эфенди земля, на которой стояли восемнадцать из двадцати пяти церквей, сгоревших дотла во время больших пожаров, опустошивших Стамбул и Галату в 60-е годы XVII столетия, впоследствии была конфискована и продана мусульманам, хотя после пожаров эти церкви были восстановлены руками христиан.

В 1664 году Вани-эфенди удалось ввести запрет на межконфессиональные молитвы, которые, как шейх-уль-ислам советовал султану, следовало проводить по всей империи, ради успеха предстоящей военной кампании. В этом случае поражение, которое османская армия потерпела от Габсбургов у Сен-Готарда, делало спорным утверждение Вани-эфенди, согласно которому молитв одних мусульман достаточно для того, чтобы гарантировать успех кампании. Поначалу деятельность Кадизадели была направлена на то, чтобы вернуть заблудших мусульман на праведный путь. Вани-эфенди, напротив, пытался заставить исламские предписания затронуть проблему места немусульман в мусульманском обществе, причем за счет традиционной для Османской империи терпимости, и поскольку он пользовался поддержкой как со стороны султана, так и со стороны великого визиря, у него появилась возможность увидеть, как его программа осуществляется на практике.

Более заметной для широкой публики, чем крепости, построенные Турхан Султан на берегах Дарданелл, стало то, что сегодня называется Ени Джами или Новая мечеть, что является сокращением ее полного названия, Ени Валиде Джами, или «Новая мечеть вдовствующей султанши». Она возвышается над расположенным на берегу бухты Золотой Рог стамбульским кварталом Эминёню и имеет множество пристроек: монарший павильон, начальную школу, общественный фонтан, библиотеку и рынок (известный как Египетский рынок или рынок пряностей), а также большой мавзолей Турхан. Эта мечеть была первым храмовым комплексом женщины из монархической семьи, который считался равным величественным храмовым комплексам таких султанов, как Мехмед II, Баязид II, Селим I, Сулейман I, мечети Шехзаде, которую Сулейман построил в честь своего покойного сына, принца Мехмеда, мечети Ахмеда I и, разумеется, Айя Софии. Инициатором проекта была мать Мехмеда III, Сафийе Султан, но она отказалась от этой идеи, когда ее сын умер, а ей самой пришлось уйти в тень. Мурад IV, несомненно, подумывал о продолжении строительства, но потом выбросил это из головы. Решение Турхан Султан вступить во владение этим участком земли (расположенным в торговом районе Стамбула) предоставило неожиданную возможность подчинить евреев.

Пожар 1660 года, который опустошил значительную часть города, собрал свою дань и с евреев, живших по соседству, в портовом районе Эминёню. Правящие круги обвинили их в поджоге, после чего у них конфисковали имущество, а их община была изгнана из района. То, что это рассматривалось как поступок, достойный всяческих похвал, ясно и из надписей внутри монаршего павильона этой мечети, и из текста о деяниях пожертвователя. Написанный на изразцовой панели, в монаршем павильоне, этот документ представляет собой строфу из Корана, в которой говорится о том, как пророк Мухаммед изгнал еврейское племя из Медины, и о конфискации их земли, тогда как в деяниях Турхан Султан говорится о «евреях, которые являются врагами ислама». Вот так ислам насаждался в этом торговом районе, и это напоминало войну с иноземными неверными, с тем отличием, что она велась в пределах собственной страны. Большинству евреев пришлось переехать подальше, в северную часть бухты Золотой Рог, и стать частью другой еврейской общины, жившей в квартале Хаскёй. И когда позднее они вернулись в Эминёню, их вновь оттуда изгнали. Та роль, которую Вани-эфенди сыграл в травле евреев, являлась повторением того, что сделал великий визирь Мехмеда III, Коджа Синан-паша, который использовал в своих целях вспышку антиеврейских настроений, имевшую место в 90-е годы XVI столетия, то есть незадолго до того, как Сафийе Султан приняла решение построить в том же самом месте свою мечеть. Подобно своему сыну и великому визирю, Турхан по достоинству оценила усилия Вани-эфенди и подтвердила это тем, что пристроила к своему храмовому комплексу монастырь, который отдала в его распоряжение.