– Он, избранный из многих, оказался наихудшим! – вопили жрецы. – Он поддался соблазну, позволил сну сморить себя! Священный огонь утрачен.

– Что же я должен сделать? – спросил Ярополк жрецов, но сам знал: виновника покарают смертью.

– Дабы умилосердить грозного, метающего молнии бога, мы принесем отрока в жертву, – сказал главный жрец.

– Идите все к трону на суд, – решил Ярополк, сам же пошел облачаться.

– Что они хотят? – спросила Александра: Ярополка трясло.

– Хотят, чтоб я отдал отрока на закланье Перуну.

– За что?!

– Погасли дрова… Священный огонь погас.

Александра подала супругу воды испить, думала быстро.

– Перед Перуном жгут дубовые дрова… Причина угасшего пламени в дровах…

– В дровах! – согласился Ярополк, но зубы у него стучали.

Всего через несколько минут на троне сидел спокойный, с неподвижным лицом, с глазами, устремленными на подданных, великий князь.

– Дрова сгорели в жертвеннике дотла или ты забыл их поворошить? – спросил Ярополк отрока.

– Я заснул и не поворошил дрова, – ответил обреченный.

– Значит, дрова в жертвеннике были.

– Были, – согласились жрецы. – Милостью Перуна нам удалось раздуть пламя из единого уголька.

– Значит, огонь не возобновляли?

– Перун сего не допустил, – ответил главный жрец.

– Кто, спрашиваю, приготовлял дрова для священного негасимого огня? – Ярополк обвел жрецов неумолимым взором, их было пятеро.

– Все мы, – ответили жрецы.

– Если дрова, не догорев, погасли, значит, они были сырые, – рассудил Ярополк. – Значит, в первую голову виноваты вы все. Не знаю, примет ли Перун такую жертву благосклонно…

Воцарилось молчание. Ярополк задумался и, тяжело вздохнув, сказал:

– В жертву принесите самого тучного быка из моего княжеского стада.

Жрецы попятились, не возражая мудрому правителю. Главный жрец прошептал:

– Весь в святошу Ольгу!

В полдень, когда народ пришел смотреть на своего князя, кормящего Перуна, Ярополк был светел лицом, и голос его звенел радостно.

Огромный, вырезанный из дуба Перун стоял на железных ногах, обхватив руками простой белый камень, в котором сияли длинными лучами большие карбункулы и пламенели рубины. Перед идолом, как всегда, горел костер из дубовых дров.

Сказал Ярополк, когда в жертву громовержцу принесли огромного быка:

– Повелитель молний и жизни! Ты дал моему отцу, великому князю, двадцать лет и еще восемь. Теперь мне стоять, Ярополку, перед взором огненных глаз твоих. Будь милостив, пошли мне добрые дела. Отведи от меня зависть и зло, чтоб и я не сотворил злого. Даю тебе обильную пищу, и ты воздай мне обилием. Клянусь тебе, Перун, беречь людей от нашествий и напастей. Побереги и ты меня, великий и грозный.

Люди слушали слова князя и тихонько радовались: этот не убежит из родного дома на край света.

Когда обряды закончились, к великому князю подошли отец и мать отрока, избавленного по суду Ярополка от лютой смерти. Упали в ноги:

– Возьми нашего сына себе в самые последние слуги, пусть будет рабом твоим.

– Отец и мать, мне дороже, чтобы вы взрастили сына в семейной любви и радости. Об одном прошу: пусть не делает злого и бережет покой родителей своих.

Из дальних варяжских стран воротился сын Свенельда Лют. Отец посылал его на далекую свою родину к рыцарю Роару спросить, когда ждать славного да великого в Киеве, ибо сговоренная невеста заждалась своего суженого. Лют привез семейству Роара богатые подарки, а рыцарю портрет невесты. Роара покорила красота девушки, и особенно глаза, гордые и насмешливые.

Роар строил замок. Он обещал, что будет в Киеве, как только приготовит брачные покои.

Заботясь о будущем своих потомков, мудрый Свенельд прислал Люта Ярополку, надеясь, что сын станет самым близким человеком великому князю.

Из страны варягов Лют привез удивительный меч, одинаково легко рассекавший подушку с перьями и железный шлем. Люту было жалко расстаться с таким удивительным оружием, кованным самим Вёлундом, перенявшим кузнечное искусство у обитателей горы Каллёва.

Свенельд уговорил Люта поднести меч Ярополку.

– Умей быть щедрым дарителем – получишь вдесятеро, – наставлял боярин и воевода своего упрямого сына.

Ярополк, принимая подарок, увидел, как дрогнуло веко у Люта. Ему все стало понятно, и он сказал:

– Я принимаю меч. Такого совершенного оружия мне еще не доводилось видеть, но храни его у себя и служи мне этим мечом. В твоих могучих руках, я надеюсь, он совершит великие подвиги.

Рыжий Лют стал совершенно красным от счастья и на радостях поднял лошадь над собою.

Узнав обо всем этом, Свенельд огорчился. Ему хотелось, чтоб его сын стал большим воеводой, а он выказывает дурную силу.

Ради Люта Свенельд назначил учения молодому, вновь набранному войску.

На одной из днепровских круч поставили деревянную крепостенку и принялись гонять молодых: нужно было взбежать на гору, прикрывая голову щитом, поставить лестницы, перебраться через тын, биться на стене.

Искусством брать город приступом и отбивать приступ могучий Лют владел с детства, бывал с отцом во многих походах. Но вот беда, учил он молодых воев бранью да палкой. Посылая дружину в сражение, никогда не шел с нею, тыркал отставших в спину, лупил робеющих, отвешивал оплеухи неудачникам.

Ярополку такое воеводство было не по душе, но терпел. Иное дело Блуд! У этого полк учен не криками да побоями, а умной беседой, толковым показом, как надо и как не надо.

– Слушай, – сказал однажды Лют Ярополку, – города брать мы завтра не собираемся, чего без толку себя и других в пот вгонять! Поехали на охоту. Такую погоду упускаем.

Покоробило Ярополка от таких слов, но не посмел обидеть Люта. Поехали с ловчими птицами лебедей добывать.

Никому не признавался великий князь, что от красной сей потехи его подташнивает, убитых птиц – пусть птицами – до слез жалко.

А Лют лебедей с небес снимает, гордясь соколами и самим собою. На земле тоже добычу готов ухватить. Высмотрел девицу в лесной веси. Приказал сокольничим схватить Ненаглядушку и в шатер доставить. Ума, однако, хватило: лишить деву чести Ярополку предоставил.

Тут уж великий князь гнева не сдержал.

– Как ты смеешь хватать кого попадя?! Будто печенег! Будто хазарин какой! – закричал Ярополк на Люта.

– Девица не какая попадя! – возразил Свенельдов сын. – Такой красоты я и в Киеве не встречал.