и доложить о находке. Это очень важно.

— Мы свяжемся. Обязательно свяжемся. И с Сахновым, и со всеми остальными. Но сначала ты нам все расскажешь. Куда сбежали дети. Отвечай, гад!

Сильный удар под ребра заставил Грома пошатнуться. Однако он устоял и смачно плюнул себе под ноги.

— Вот ты как, Гром… ну ничего. Заговоришь. Давно на тебя уже папочка имеется.

Штатский повернулся к стоящим рядом мужчинам в шинелях, на поясах которых висели кобуры.

— Забирайте его. А вы… — он махнул рукой группе примерно из семи человек, — возьмите собаку у Каца и прочешите здесь все вокруг. Особенно с той стороны забора, я знаю там есть где спрятаться.

Услышав эти слова, Гром начал медленно поворачиваться, но очередной удар по ногам и почкам остановил его.

— Что, попал⁈ — с удовлетворением рявкнул штатский. — Быстро, они там! — и он махнул рукой по направлению к тому месту, где скрывался Шаров.

— Черт! — вырвалось у него. Пригнувшись, он как можно быстрее побежал вдоль забора, забирая правее и отдаляясь от рынка — там тянулись ветхие огородики, домишки, полуразвалившиеся строения. Он юркнул за холм, вслушиваясь в шум за спиной и пытаясь усмирить колотящееся сердце.

— Черт! — снова повторил он. — Гром! Как же тебя угораздило?

Сейчас он не задавал вопрос, как вообще мужчина, которого он встретил возле отделения милиции мог быть отцом школьницы из восемьдесят четвертого года, ведь он сам тоже как-то сюда попал. Его удивило, что штатский назвал фамилию этого мужчины, и, судя по всему, знал его — раз имелась «папочка». Но теперь Шаров уже ничему не удивлялся. Главное было понять, кто друг, а кто враг и не попасть в капкан. Гром явно был на его стороне.

Он миновал огороды, вышел на проселочную дорогу, в конце которой увидел толпу, стекавшуюся на рынок. Постаравшись принять как можно более унылый вид, Шаров сгорбился, подобрал у края дороги толстую палку, и опираясь на нее, похромал к толпе.

Гул нарастал. Он зыркал по сторонам, пытаясь определить, о чем говорят люди. Обрывки фраз смешивались, будто он поймал испорченную волну, тональность то понижалась, то повышалась, однако он смог уловить две важные новости.

Во-первых, к вечеру немцы будут в городе. Об этом говорили все и никаких сомнений в голосах он не слышал, впрочем, как и страха. И во-вторых, час назад прямо здесь, на рынке, задержали немецких диверсантов, которые проникли в город то ли под видом детей, то ли фашисты использовали для этого детей — в этом мнения расходились. Важным было то, что некоторые из них до сих пор еще на рынке и следовало держать ухо востро. А тех повели в Преображенское отделение на углу. Выглядели они странно, одеты не по сезону, да и «не в нашенское, сразу видно». Говорят, их уже расстреляли.

Тут Шаров похолодел, но увидев старика со злым лицом, который это произнес, сразу понял, что это всего лишь домыслы. Тем не менее было ясно, что ничего хорошего ребят не ожидало.

Он прошел мимо ряда с хозяйственными товарами и уверенно повернул в сторону, откуда доносился запах еды. Несмотря на трудные месяцы, всеобщий дефицит и приближающуюся линию фронта, ряд ломился от всевозможных продуктов. Здесь были и овощи, и фрукты, не бананы, конечно, но яблоки, груши, зелень, яйца, колбасы разных сортов и видов, масло и даже красная и черная икра, крупная, ароматная — Шаров прикусил язык, отвернулся и пошел дальше, туда, где возле мясных прилавков толпились женщины в мрачных одеждах.

Он окинул взглядом выбор и понял, что с пустыми руками и не уйдет. Продавцы сидели, скукожившись. Некоторые мрачно смотрели на свой товар и никого не зазывали. Покупатели хоть и подходили, но цены были космическими.

Шаров выхватил взглядом торопливого мужика в шапке-ушанке со звездочкой. Чем-то он его привлек — то ли своим расторопным, хозяйским видом, то ли еще чем…

— Свинины два с половиной кило получше, — буркнул он изподлобья.

Торговец развернул газету, вытянул из середины вырезку и только потом глянул на покупателя.

— О… это вы? Давненько вас не видел. Что ж вы за своим мясом не пришли?

Шаров поперхнулся.

— Э… За каким… мясом?

— Ну как же… заказали на свадьбу отборной вырезки… и пропали. Еле продал на следующий день.

«То, что еле продал, это вряд ли…» — про себя подумал Шаров.

— Травму получил. Ездил лечиться.

— Понятно…

— А давайте лучше пять кило.

— Пять так пять. Хозяин — барин. Как, вылечились? Снова бегать будете?

— Как немцу удавку на шее затянем, так и буду, — ответил Шаров.

— Это правильно. А куда ж вам столько мяса-то?

— Врач прописал.

Торговец кивнул, померил взглядом весы, поставил пару гирь и когда стрелка утихомирилась, спросил:

— Пять пятьсот, пойдет?

— Пойдет. И если найдется, дайте мне сумку какую-нибудь, дома забыл.

Продавец кивнул, поерзал под прилавком, вытянул оттуда темную холщовую сумку и положил внутрь мясо, завернутое в газету.

— По двести рублей прошу за килограмм, — потупив взор сказал мужик. — Это для своих.

Шаров чуть не поперхнулся.

— Что так дорого? Было же по десять!

Продавец развел руками.

— Завтра будет по триста.

Шаров оттопырил ватник, отсчитал тысячу сто рублей и протянул торговцу.

— Ну вот… продукт ценный, питательный, то, что доктор прописал.

— Угу, — буркнул Шаров, забирая сумку. — Сдачи не надо. Я вам и так должен.

— Спасибо. Кстати… если вдруг планируете снова устроить торжество… я к вашим…

— Обязательно.

Шаров повернулся и, чувствуя на спине настороженные взгляды, быстро пошел прочь. Сколько из них узнали его? Через сколько минут доложат куда следует, что не было и вот — объявился?

Он понял, что второпях направился не в ту сторону и теперь идет ровно на тот самый сарай, за которым наблюдал из-за бетонного забора.

Возле него стояло несколько вооруженных винтовками мужчин, у ног которых, прикрытый тряпками, лежал какой-то довольно большой предмет.

При его приближении они напряглись, но промолчали. Грома уже не было, видимо его увели те самые штатские. Скорее всего, туда же, куда доставили детей — в милицию на углу, где они… только теперь Шаров осознал, что человек, который его окликнул, когда он рассматривал фоторобот на доске был тот самый Гром, но… не совсем. По рассказу Лены… он каким-то образом оказался здесь, только вопрос — когда именно?