знания. Но кроме самых общих предпосылок, мы не смогли обнаружить его метафизического оправдания. Попытка объяснения расхождения между статусом качеств как самостоятельно действующих сил и их онтологическим статусом привела нас к исследованию возможных исторических предпосылок такого учения. Выяснилось, что в досократической философии и в особенности в медицинской литературе имеются аналогичные представления.

Вопрос об историческом влиянии указанных традиций на Аристотеля, впрочем, недостаточно изучен. Одним из вариантов такого исторического влияния является схема, предложенная Хаппом [66, с. 529]. Хапп считает, что идущая от досократиков традиция динамического и вещественного истолкования качеств могла через Филистиона воздействовать на Аристотеля и в, частности, на изложенное им в IV книге «Метеорологии» учение об элементарных качествах-силах. Такое предположение является вполне обоснованным. Филистион, видимо, первый связал четыре стихии с четырьмя качествами-силами (ТХСВ). Его влияние и на Платона и на Аристотеля, действительно, имело место.

Однако мы хотим подчеркнуть недостаточность таких чисто исторических схем. Они, конечно, раскрывают исторический контекст творчества Аристотеля, показывают те источники, которые он мог использовать, но еще не дают полного объяснения занимающего нас вопроса. Действительно, Аристотель – самостоятельный мыслитель, он использует материал предшественников, нигде не копируя их слепо и имея свои установки, схемы и подходы. Что именно так обстоит дело с досократовскими философами – это достаточно ясно следует из факта их систематической критики Аристотелем. В отношении медицинских писателей это менее ясно, так как мы не знаем мест, где Аристотель с ними прямо полемизирует. Однако анализ аристотелевских текстов недвусмысленно говорит о том, что и здесь он вполне критичен, и наряду с совпадениями во мнениях с врачами мы найдем у него и четкие расхождения с ними. В частности, нами отмечалось, что, например, тенденция автора VM к количественному «чистому» динамизму не находит поддержки у Аристотеля. Аристотелевский динамизм отличается ярко выраженным качественным характером (например, РА, II, 2). В такой оценке динамизма Аристотеля мы можем присоединиться к Картерону, который говорит, что «сила у Аристотеля… является по сути своей качественной, она связана с количеством только косвенным и вторичным образом» [41, с. 44]. Значит, у Аристотеля были какие-то основания для отбора и коррекции представлений, которые он находил в исторической традиции. Но так как эти основания лишь частично представлены в его метафизических учениях, включая учение о знании, то встает вопрос об их природе и источнике.

Ответить на вопрос, почему же Аристотель, несмотря на онтологические «заслоны» против «субстанциализации» качеств, реабилитирует их как самостоятельные силы, попытались Сольмсен и Хапп. Их позиции в данном вопросе очень близки. Суть предложенного ими ответа состоит в утверждении соединения двух моментов: неоспоримой эффективности представлений о качествах-силах, действующих самостоятельно, в медико-биологических исследованиях, и «департаментализации» научного знания у Аристотеля.

Если в космологии или в теории элементов качества-силы могут потесниться и дать место новым, геометрическим или атомистическим представлениям, то в сфере медицины, физиологии и биологии они упорно сохраняют свои позиции. «Этот способ рассмотрения, – говорит Хапп, – господствует повсюду, где речь идет о детальном специальном исследовании превращений вещества в особенности в организмах» [66, с. 527]. Эти соображения об эффективности такого подхода в медико-биологических исследованиях дополняются представлением о департаментализации научного знания у Аристотеля, развитым Сольмсеном и поддержанным Хаппом. Департаментализация призвана смягчить противоречия между, с одной стороны, онтологией и общей физикой, где качества выступают как атрибуты сущностей, и биологией и «физико-химией» – с другой.

Согласно этому представлению, Аристотель сознательно использовал разные принципы для разных, достаточно жестко отдифференцированных друг от друга научных областей. И логику его мышления, реабилитирующего качества-силы, можно было бы с учетом этого представления реконструировать следующим образом: качества-силы эффективны в биологии и смежных областях, эти области, вполне самостоятельные и специфические, могут (или даже должны) иметь принципы, отличные от принципов, действующих в других областях, следовательно, удобно применить здесь представления о качествах-силах. Такого рода соображения Хапп называет «практическими» и говорит, что Аристотель ими руководствовался в своей реабилитации сил. Хапп здесь следует за Сольмсеном. «Трудно оценить, – говорит Сольмсен, – в какой степени ведущая роль “сил” в медицинском мышлении облегчила их реабилитацию в аристотелевской системе. Мы не сомневаемся в том, что он принял их в первую очередь потому, что они дали ему лучшее объяснение взаимопревращаемости элементов» [124, с. 347]. Трудно оценить, что было «лучшим» объяснением: геометрическая теория Платона или теория сил ТХСВ Аристотеля. Но важно то, что Аристотель, создавая эту теорию, имел в виду ее эффективность – правда, порой при незначительных ее модификациях – в биологических проблемах. Эффективность же такого рода построений уже была апробирована традицией и, казалось, подтверждалась опытом, что отсутствовало в случае платоновского подхода. Платон сам не выдерживает чистоты своей геометрической теории и при обсуждении некоторых частных физиологических вопросов обращается к «силам». Эффективность в условиях департаментализации знания при определенной «реалистической» и «практической» установке на опыт и традицию, – вот, кажется, достаточное объяснение причин реабилитации «сил» Аристотелем.

Однако, это объяснение дает скорее картину мотивов и условий, благоприятствующих такой реабилитации, чем се внутреннее основание, выходящее за рамки ее «прагматического» оправдания в мышлении Аристотеля. Рассматривая онтологическое учение о качестве и примыкающее к нему представление о качествах в рамках концепции качественного изменения, мы отметили, что в основе этого учения лежит использование схем языка. Если мы обнаружили несовместимость онтологического учения с физическим учением о качествах-силах, то резонно предположить, что в последнем случае мышление функционирует на базе иных, не лингвистических, схем[131]. Нам кажется, что выяснить внутренние основания такой несовместимости мы сможем, если реконструируем мышление Аристотеля, реабилитировавшего «силы», так чтобы можно было увидеть, на каких схемах оно базируется.

Аристотелевская реабилитация сил была, по крайней мере, двухступенчатым процессом: сначала он вводит силы ТХСВ в теорию элементов GC, причем на этом уровне реабилитации качества ассоциируются со стихиями (причем стихии, пожалуй, выступают еще на первом плане), и только затем происходит освобождение качеств-сил от их связи с элементами и первоматерией, и они выступают как самостоятельно действующие силы и конституенты тел (IV книга «Метеорологии» и биологические сочинения). Но ядро такой реабилитации представлено именно второй стадией этого процесса. Поэтому стремление реконструировать мышление Аристотеля, оперирующего с самостоятельно действующими качествами-силами, с тем чтобы выяснить скрытые в нем внутренние основания или схемы, заставляет нас вновь обратиться к анализу IV книги «Метеорологии».

В центре проблематики IV книги «Метеорологии» стоит объяснение процессов становления в подлунном мире, причем именно тех, «стартом» которых выступают гомеомерные тела, т. е. простые составные вещества, стоящие на одну ступеньку выше, чем простые тела (первотела или элементы), в иерархии организованных тел. Аристотель объясняет многообразные процессы изменения таких тел действием активных качеств (тепло