тела, как атрибут субстанции, то оно, теряя самостоятельность действия, теряет и вещественность или субстанциальность.

Можно, видимо, сказать, что как у автора VM, так и у Аристотеля в IV книге «Метеорологии» качества существуют в почти-субстанциальном модусе. Эта тенденция к субстанциализации качеств будет доведена до своего логического конца у стоиков, у которых они окончательно превращаются в телесные вещественные субстанции.

Итак, мы показали значение схем практической деятельности определенного типа в процессе формирования этого подхода. Действительно, практика сада – аптеки – кухни актуализирует источники такого подхода. В самом деле, историческая традиция медиков во времена Аристотеля не была далеким от него историческим наследием прошлого: питательная среда этих представлений, напротив, была наличной. Кстати, в Европе в Новое время бытовало мнение, что Аристотель сам содержал аптеку, дабы иметь средства к обучению в платоновской Академии.

Удивительная живучесть представлений о качествах-силах в науке Средних веков и Возрождения лучше понимается, если мы учитываем связь такого – динамическо-квалитативистского – мышления с определенным набором ремесленно-бытовых практик. Можно предположить, что динамико-квалитативистский подход в естествознании в целом тесно связан с преобладанием в системе общественного производства именно таких практик. Он представляет собой специфическое натурфилософское теоретизирование, осуществляющееся на базе этих практик и вполне им адэкватное. Однако при сопоставлении его с новым типом научной теории, возникшим в XVII веке, квалитативистская теория предстает как поверхностная и утилитарная квазитеория. Действительно, качество практичнее, операциональнее количества в том смысле, что не требует специальных инструментов и точных измерений с их помощью при осуществлении тех или иных процессов. Практически действующий субъект (ремесленник), наделенный органами чувств, использующий почти исключительно язык непосредственно воспринимаемых качеств, имеет возможность прямого контакта и, главное, контроля операций и процессов. Динамико-квалитативистское мышление в этом смысле более утилитарно, ближе к нуждам бытовых ремесел (медицина, сад, кухня и некоторые другие), чем, скажем, атомизм или математический подход к физике, выдвинутый Платоном.

Освобождение античного теоретического мышления от связей с практикой было, по сути дела, односторонним: мышление эффективно использовало схемы практической деятельности, подвергая их теоретизации, но в то же время оно само никак не ориентировалось на потребности практической технической деятельности. Этот момент удачно подметил Таннери: «Во время Аристотеля, – говорит историк, – теория только освобождается от практики, от специфических искусств (techniques), но она еще связана с ней корнями, которые питают ее, причем она, в свою очередь, мало беспокоится о том, чтобы послужить технике» [130, с. 301].

Обнаружение включения схем практической деятельности, в частности ремесел указанного типа, в процесс формирования динамико-квалитативистского подхода с его познавательной спецификой отнюдь еще не означает, что тем самым проблема генезиса этого подхода окончательно решается. Для него имеются предпосылки и другого плана, о чем мы говорили выше, разбирая, в частности, онтологию и теорию знания Аристотеля. Кроме того, несомненно значение живой исторической традиции, особенно медицинской, которая в те времена не была только «литературой». Наконец, все эти обстоятельства активно функционировали в контексте теоретического спора Аристотеля с его учителем Платоном. Только беря все эти срезы в их единстве, мы можем говорить о том, что генезис этого подхода и квалитативизма в целом нам становится более понятным.

Наконец, отметим, что резкое различие между логико-метафизическими представлениями о качествах и представлениями о качествах как самостоятельных силах обусловлено, видимо, прежде всего различием в схемах, на которые опирается в том и другом случае мышление. В первом случае преобладают схемы языка, а во втором – схемы определенного рода ремесленной деятельности.

Подход к проблеме генезиса учения о качествах-силах со стороны анализа схем предметно-практической деятельности, являющихся как бы «гидами» мышления, должен быть дополнен как «имманентным», так и историческим подходом. Что касается исторического подхода к этой проблеме, то ему посвящена целиком VI глава нашего исследования. Логику же «имманентного» подхода, в значительной степени проанализированную выше, сейчас мы можем сжато реконструировать. Но перед этим сделаем последнее замечание о подходе к проблеме генезиса квалитативизма с точки зрения схем, в частности схем определенного типа ремесленной деятельности. Этот подход не является «внешним»: схемы входят в мышление через посредство их аккумуляции и преобразования в мышлении, работающем по ним. Это происходит уже в медицинской традиции, что нами отмечалось (выработка понятий о пепсисе, гниении, активных качествах-силах и т. д.). Аристотель наследует эти схемы уже в трансформированной и «интериоризированной» форме. «Внешние» и «внутренние» факторы генезиса аристотелевской науки здесь выступают в их единстве. Поэтому только условно, чтобы отличить этот подход от рассмотрения внутренней (имманентной) логики развития научного мышления (критика Платона, преодоление апорий и их новообразование и т. д.), его можно называть «внешним».

Аристотель отказывается от математической физики Платона в силу целого ряда причин: неудовлетворенность сведением качеств к количественным факторам, эффективность «качественных» концепций в целом ряде развивающихся и дифференцирующихся научных областей, изменение отношения к эмпирии, сдвиги в метафизических представлениях и т. д. Он стремится физическое знание предоставить всецело физике, отстояв ее самобытность от экспансии математики. Физика у него получает большую самостоятельность и автономию не только от математики, но и от метафизики и этики. Используя некоторые платоновские идеи о генезисе как более глубоком и серьезном процессе, чем механические процессы, Аристотель, решительно отказываясь от механистической теории возникновения вещей, приходит к органической теории генезиса, где на первый план выступают качества, в отборе которых участвует и традиция, и логические, системные соображения.

Построение органической – и качественной – концепции генезиса можно представить как его «спасение», «реабилитацию», так как генезис фактически растворялся или в механике соединения и разъединения элементов или вообще принципиально отрицался (элеаты). Критика «половинчатой» непоследовательной реабилитации генезиса у Платона для Аристотеля – это продолжение критики элеатовской позиции.

В математическом подходе Платона Аристотель увидел хорошо ему знакомую по уже давней традиции софистов заносчивость логического анализа, покушение отвлеченной диалектической мысли на самостоятельное достоинство и автономию природы[135]. Поэтому теория, развитая в «Тимее», была для него еще слишком элеатовской, чтобы он мог ее принять, хотя Платон и сам стремился преодолеть крайности этой философии. Он, конечно, передал это стремление своему ученику, который, однако, пошел в данном направлении гораздо дальше своего учителя.

Реабилитация качеств как динамических начал, или сил, возникает как средство осуществить реабилитацию генезиса (возникновения) «вещей». Элеаты, как считает Аристотель, «…устранили всякое возникновение» (Физика 191b 10–12). В их онтологии не было места и качественному изменению. Такая концепция для Аристотеля оказывается слишком грубой, слишком однозначной и прямолинейной, если угодно, слишком радикально бескомпромиссной чтобы быть в его глазах истинной. И с помощью развитой им техники различающей, дифференцирующей мысли, соединяющей эмпирическое наблюдение с логико-грамматическим анализом высказываний о нем, он находит как бы