тяжелое тело наземь, нетвердо поднялся на ноги и двинулся к складам. Черное ущелье маячило впереди, и Годелот все ускорял шаги. Грохот. Это был выстрел. «Догадайтесь, кого они считают предателем?..»

Шотландец глухо зарычал и рванулся бегом. Он не знал, что ждет его на берегу, смертельно боялся узнать это, но еще невыносимей было этого не знать. Он несся сквозь темноту, пот лил по вискам и шее, в горле застрял горящий уголек. Еще несколько шагов — и Годелот вырвался на берег, подбежал к причалу и остановился, хрипло дыша и давясь соленым ветром.

Пустынная гавань была залита лунным светом. Обсидианово-черные волны с шипением бились о берег, завихряясь у причалов, обросших космами водорослей. Несколько лодок, зияющих пробоинами, лежали на берегу килем вверх, будто дохлые рыбы, поеденные чайками. Две или три барки покачивались у причальных столбов, полуразрушенный корабль догнивал неподалеку у пологого каменного мыса.

И только легкая белокрылая тартана уходила прочь от молчаливого берега, усеянного трупами судов, и от одинокой фигуры неподвижно стоявшего на причале человека, словно забыв его во вчерашнем дне.

Годелот медленно повернулся и пошел обратно. Он больше не оглядывался. Возможно, он сделал не все, что мог. Но сожалеть поздно. Остается лишь по-прежнему надеяться, что все было не зря.

Он вернулся к устью канала, где оставил полковника Орсо. И вдруг увидел, что кондотьер лежит, опираясь локтем о землю, и с пристальным ожиданием смотрит на приближающегося подчиненного.

— Они отплыли? — глухо спросил Орсо. Годелот лишь кивнул, не подумав даже удивиться. Немного поколебался и опустился наземь рядом с кондотьером.

— Это был выстрел, так? — зачем-то переспросил он. Орсо же лишь пожал одним плечом. Лицо его в лунном свете казалось серым. Шотландец глубоко вдохнул, на миг прикрывая глаза и пытаясь взять себя в руки. А потом потянулся к сброшенному плащу и с усилием оторвал от края длинный лоскут.

— Вы можете приподняться? — хмуро проговорил он. — Надо попытаться остановить кровь. А потом я помогу вам дойти до лодки и отвезу вас в город. Вам нужен врач.

Орсо медленно поднял голову.

— Врач, который был мне нужен, уже сыграл свою роль, — усмехнулся он, а потом спокойно добавил: — Вы это серьезно, Мак-Рорк? После всего, что здесь случилось?

Но шотландец только сумрачно сжал губы:

— Как вышло — так вышло, а вы не собака, чтоб подыхать на голой земле. Попытайтесь привстать.

Орсо еще раз испытующе посмотрел Годелоту в глаза и оперся ладонью о землю. Губы его искривились, и шотландец увидел, как на лбу кондотьера выступил пот. Он не может подняться? Годелот шагнул ближе, обхватил командира за плечо и помог сесть. На влажной земле выделялось большое темное пятно. Слишком большое. Весь левый бок камизы был пропитан кровью. Шотландец велел:

— Приподнимите рубашку, полковник.

Орсо молча подчинился, и полотно с влажным шелестом обнажило длинную глубокую рану в спине над самым поясом. Юношу ощутимо и неприятно кольнуло изнутри, но он лишь плотно прижал обрывок плаща к ране.

— Передвиньте пояс выше. Нужно плотно затворить кровь, — отрывисто проговорил он. Орсо так же молча пережал повязку поясом и оперся на руку Годелота.

— Прошу вас, захватите мой камзол, — пробормотал он, и шотландец подобрал грязную одежду с земли.

Ведя полковника к лодке, Годелот чувствовал, как тот тяжко обвисает на его плече и дышит короткими болезненными рывками. Дело было плохо, юноша отчего-то знал это, хотя никогда не интересовался лекарским ремеслом.

Лодку, на которой они с доктором прибыли в гавань, ветром носило по каналу. Она прибилась к берегу в двухстах футах выше причала и неуклюже колотилась бортом о глинистый скат. Годелот спустился по скату и подтянул лодку к себе, изуверски изгваздав сапоги и промочив рукава. Полковник, чье лицо уже налилось зеленовато-купоросным оттенком, с трудом спустился в суденышко, и шотландец налег на весла. Мог ли он всего часом ранее ожидать этого бесславного пути назад?..

Но на самокопания и душевные муки времени не осталось. К тому моменту, как Годелот причалил у источенной червями пристани против небольшой траттории, полковник лишился сознания. Однако хозяин траттории спал чутко и выскочил уже на третий окрик шотландца. Он оказался человеком бывалым, сразу оценил обстановку и кликнул дюжего повара. Орсо осторожно вынули из лодки и понесли на второй этаж, а хозяйский сын побежал за врачом…

…За окнами пробило половину третьего ночи. В соседней комнатенке сухопарый молчаливый субъект в черном полукафтане хлопотал над полковником. Годелот сидел на сундуке, бездумно глядя сквозь пыльный переплет куда-то вдаль, где спал равнодушный город, все еще неряшливо-мокрый и скупо посеребренный луной.

Голова была пуста до звона, и все тело сковывала такая свинцовая усталость, что, казалось, не пошевелиться. Пришел ли Пеппо на место встречи? Где он теперь? В кого был нацелен тот одинокий выстрел? Выживет ли полковник? И если выживет — то что ждет Годелота потом? Но все эти вопросы, невероятно, немыслимо важные, кружились возле шотландца, не достигая ни души, ни разума. Он сам казался себе тусклым фонарем, в котором чадит иссякающее масло, а мошки со звоном бьются в закопченное стекло, не умея пробраться внутрь.

Только один вопрос щепкой сидел где-то на самой поверхности, глупый и бесполезный. Почему Бениньо бросил его? Нет, он знал почему. Он сам просил его об этом и был бы в ярости, вздумай доктор геройствовать и пустить лешему под хвост все их усилия. Но здравый смысл молчал, и в мутной жиже усталости барахталась только мелочная и бессмысленная обида.

Годелот вздохнул, упираясь затылком в стену. А на пороге вдруг показался хозяин с кувшином и кружками.

— Эй, служивый, — окликнул он густым простуженным басом, — я тут выпить принес. Ты давай вина тяпни и ложись вздремни. Тебя сейчас во сне узришь — так распятием не отмашешься.

Подросток без возражений принял кружку, глядя, как из жерла кувшина клокочет темно-бордовое вино. Хозяин налил себе и кивнул:

— Ну, за здравие. Этот господин тебе кто будет-то? Отец?

— Боже упаси, — пробормотал Годелот, жадно осушая кружку, — это командир мой.

От этих слов во рту стало горько, но трактирщик только понимающе покачал головой:

— А вот зря ты так. У меня самого капрал полковой заместо папаши был. Родной-то деру дал, когда я еще и не народился. Вон, приляг на топчан. Сейчас вино разморит — враз уснешь, а проснешься — будто заново смастерили.

Годелот понимал, что хозяин прав. Вино тут же ударило в голову, растворяясь в усталости и пережитых потрясениях. Он отставил пустую кружку и уже собирался было встать, когда