“Задница”.

“Верно. Но чего вы ожидали? Все под контролем. Я вернусь 22числа, но заранее поговорю с твоим отцом и Брайаном и удостоверюсь, что все в порядке ”.

Эндрю оглядывался назад на этот первый мальчишник, и он казался таким необычным. Тогда было другое время, и не началось увлечение целыми выходными в случайных европейских городах. Черт возьми, Прага все еще находилась за Железным занавесом. А присутствие отцов держало любое сумасшествие под контролем. Его репутация самого тупого 19-летнего парня все еще оставалась нетронутой!

Пересадка на поезд и поездка в Кембридж всегда превращали первый понедельник возвращения в долгий день. К тому времени, когда он вернулся от Адденбрука, он был совершенно измотан. Он поговорил с несколькими пациентами, но те зимние вечера, казалось, высосали энергию из отделения. Большим изменением по сравнению с тем самым первым семестром стала дневная смена вместо вечерней. Больше пациентов спали, больше пациентов были предоставлены сами себе по сравнению с днем выходного дня. Динамика была иной. Теперь были моменты связи, моменты, когда пациент что-то менял к лучшему, но это было не так глубоко, насколько Эндрю мог судить, как в том первом семестре. И во многие дни было очень мало взлетов и много падений. Он должен был помнить, зачем он это делает, пытаться изменить ситуацию и сохранять позитивный настрой. Но было много вечеров, когда было трудно сохранять этот безжалостный позитивный настрой.

В остальном неделя была однообразной. Внебиржевой центр готовился к очередным выходным, и теперь моделирование было обычным делом. Все хихиканье, царившее в начале занятия, исчезло, и все были поглощены созданием чего-то нового. Флирт был в лучшем случае половинчатым, но Эндрю было все равно. Внезапно они вернулись в холодные морозные лощины тренировочной площадки Стэнфорда. Он провел весь день на субботних тренировках с другими кадетами, которые были приписаны к саперному отделению. Их гоняли по нескольким частям тренировочной площадки на заднем сиденье "четырехтонника", и когда подошло время обеда, все они умирали с голоду. Позже Эндрю пошел пописать, пропустив туалеты, которые были хуже, чем на Сомме, и просто полив куст за казармами.

Именно тогда он это услышал.

Том 15. Глава 5

У ворот стояли два кадета и тихо разговаривали, хотя в ту тихую ночь было недостаточно тихо. Они несли условную караульную службу, условно, поскольку Корпус подготовки офицеров Кембриджского университета находился в центре Норфолка на территории армейской учебной базы; но учебный персонал заставил каждого нового курсанта нести четырехчасовую службу в течение года. В ту ночь это был Шерард и еще один кадет, которого Эндрю не знал. Но что поразило Эндрю, так это то, что Шерард хвастался тем, что он сделал. Артур Шерард хвастался изнасилованием. Фраза, которая пробрала Эндрю до глубины души?

“Слышать, как она умоляла меня остановиться, пока ты держал ее, что за чушь. Она добивалась, чтобы я трахнул ее весь год”.

Был еще чат, но после этого ничего не регистрировалось. Артур Шерард хвастался изнасилованием женщины, которая умоляла его остановиться, пока его сообщник удерживал ее. Теперь Эндрю окончательно невзлюбил Шерарда, причем с начала года. Но это было больше, чем простая неприязнь. Он вернулся в казарму, но остановился в тени стены, лихорадочно соображая. Эндрю хотел что-то сделать, но не знал что. Вокруг больше никого не было, это была чистая случайность, что он мочился на дерево, когда услышал их разговор. Итак, не было подтверждающих свидетелей, и они оба были виновны, поэтому заступались друг за друга. Так что же ему оставалось делать?

Как долго Эндрю тихо стоял в тени стены барака, размышляя об услышанном? Долгое время, но он застрял. Его инстинктивная вера в то, что справедливость восторжествует, и желание пойти и поговорить с командиром подразделения быстро угасло. Армия не хотела знать, и без чего-либо, кроме слов Эндрю, он знал, что это будет отклонено, как и первоначальная жалоба. Эндрю лежал на своей койке, сон ускользал от него, и он размышлял, можно ли что-нибудь сделать. Он слышал, как кто-то признался в преступлении, но не было никакого мыслимого способа справиться с этим. Даже если армия была отдаленно заинтересована в решении этого вопроса, это все равно было его слово против двух других. Не стоит забывать о том факте, что дядя был генералом.

То, что происходило до конца уик-энда, было как в тумане. Все, что Эндрю мог вспомнить, это то, что он боролся со всей своей моральной системой добра и зла и со своей верой в правила, или сами правила. Опять же, это звучит крайне наивно, но это было важно. Это был еще один момент в его жизни, когда его невинные убеждения были отброшены. Это был ключевой момент и, возможно, самый важный из всех. Эндрю был слишком доверчивым, слишком готовым поверить в правду и справедливость. Когда он думал об этом, Эндрю совсем не доверял, а когда он думал о справедливости, все, о чем ему нужно было думать, - это Вера или каждый вечер понедельника. Он смирился с тем фактом, что ничего не мог поделать. Это не было чем-то, чем он гордился или чему радовался, но это была печальная реальность. На коротком обратном пути в Кембридж тем холодным воскресным февральским вечером Эндрю мысленно похоронил то, что узнал накануне вечером. Это должно было быть похоже на тяжелый вечер у Адденбрука, который перенесли, чтобы дать ему возможность работать на следующий день. Думать об этом было легко, но он не был уверен, что жить с этим будет так же легко.

И ему бросили вызов, как только он вернулся в свою комнату и обнаружил там Хелену. Его друг, который стал новым вице-президентом Студенческого союза отчасти из-за обращения с женщинами, оказавшимися именно в такой ситуации. Это был беспорядок, и почти полностью в его голове. Эндрю спал ужасно, что сделало понедельник еще хуже. Выходные без рецепта, дерьмовый ночной сон, а затем целый день занятий, за которыми той ночью последовали занятия у Адденбрука. Эндрю не столько выспался, сколько вырубился.

Остаток недели он чувствовал, что работает на автопилоте. Проектирование далось ему легко, он усердно работал, как обычно, и это не повлияло на качество его работы. Но вне занятий Эндрю был в замешательстве. Он хотел поговорить об этом с кем-нибудь еще, взглянуть на это с другой точки зрения. Но когда Хелена лежала рядом с ним в среду вечером, Эндрю