донесение мое в Св. Синод от 4 октября 1853 года не получил еще ничего и по сие время). Не быстро подвигается наше дело пересмотра, впрочем я и не имею намерения спешить. 200 лет якуты были без книг и без грамоты своей, а 2–3 года могут подождать. Не мало замедляет дело наше отcyтствие сотрудников наших по их парохиям, так что к Пасхе дай Бог кончить нам св. Матфея. Впрочем, далее дело пойдет скорее, потому что многие термины и выражения, и слова уже установлены, и сотрудники попривыкли к делу. Но зато летом я и другие разъедемся, и дело опять почти должно остановиться. Но если Господу угодно, то рано или поздно будет все сделано.

Я к Вам с покорнейшею просьбою. С сокрушением сердца смотрю я на вверенный моему управлению якутский монастырь и не столько по внешности, сколько в духовном отношении. Так именуемая братия монастыря не стоит даже рясы. Нестерпимых я почти уже разогнал, осталось теперь в монастыре только 3 иеромонаха; но и из них один горький пьяница и служит только по крайней нужде; другой полупьяница, но еще может исправиться; третий не пьяница, но безтолков и нисколько не духовен.

По просьбе моей Св. Синоду едут ко мне из Владимира иеромонах и иеродиакон, последний 26 лет; оба кончалые. Но что двое и притом в таких летах? Положим, что они с самым лучшим направлением и поведением, как я и надеюсь крепко (иначе, хоть монастырь запри); но долго ли им сбиться с пути без руководителя? На меня надежда плохая, потому что я плохой монах, да притом должен отлучаться. И потому необходимо иметь в монастыре старца святой жизни-матку. И старца строгого, так, чтобы он и меня самого мог руководить в духовной жизни. Тогда бы можно было надеяться, что монастырь наш будет соответствовать своей цеди, т. е. утверждению веры и православия между новообращенными. Не найдете ли Вы и не согласите ли какого-нибудь из известных Вам монашествующих поступить в наш монастырь, ради славы имени Божия, которое теперь явно хулится жизнью так называемой братии. Я бы определил его своим наместником и дал бы ему все зависящия от меня средства к улучшению духовного состояния братии, казначейскую же часть я передам другому. Сделайте милость, Андрей Николаевич, похлопочите об этом. Вы можете это сделать, если только захотите. Что же касается до издержек на проезд его в Якутск, то в случае, если Св. Синод откажет в пособии, то мы как-нибудь уж наберем на прогоны ему до Иркутска, а из Иркутска достанем его весною (1856) по воде.

Собираюсь ехать на Амур; впрочем, указа из Св. Синода об этом я еще не получил, и о разрешении Государем Императором посетить мне амурские зимовья я знаю только от Николая Николаевича.

Еще другая просьба. На дороге между Якутском и Аяном поселенцы большею частно раскольники или староверы и, каккажется, не упорны и даже более, так что можно надеяться на присоединение их к единоверию. Но вот моя беда. Я нигде не читал и не видал всех тех условий, на которых принимаются раскольники в единоверие. Обрадовался было я, увидав в Вашей истории раскола указание условй, стр. 390, но, открыв книгу, я далеко не нашел того, чего искал. Гораздо более понятия я получил из грамоты Владыки нашего к Московским единоверцам; но и здесь еще не все, потому что я слышал, что служащему у единоверцев священнику дозволяется и даже поставляется в обязанность креститься по-ихнему и проч. Сделайте милость, Андрей Николаевич, помогите мне в этом; укажите, где искать полных и подробных условий, на которых приемлются раскольники в единоверие, а если есть какая-либо особая книжка об этом предмете, то пришлите мне ее. Я писал об этом к Г. Обер-Прокурору партикулярно еще в 1851 году, но не получил ответа; и это меня наводить на мысльуж полно, есть ли у нас полное руководство такого рода.

Я, слава Богу, здоров, только не могу долго читать по слабости зрения, и без очков ничего не могу читать, а Вашу руку могу читать не иначе, как чрез лупку.

Затем, примите и от меня, малейшего из всех, благожелание и благословение. Да сохранит Вас Господь на многие лета для блага Церкви нашей!

С искренним уважением и совершенною преданностью честь имею быть Вашим покорнейшим слугою

Иннокентий, Архиепископ Камчатский.

марта 9 дня 1855. Якутск.

Р. S. От сына моего с Амура я давно уже не получал писем. Из последних писем от 24 октября знаю только, что Бог дал дочь-первую еще-и что он делал поездку к туземцам с проповедью, но без успеха, но не без надежды, только не на прибрежных жителей, а на Нигидальцев, которых посещал и Удский священник. Подробнейшие свдения о сем доставлю уже по возвращении моем с Амура.

Письмо 160

Господь с тобою, мой милый, любезнейший Ганя!

Отвечаю прежде на письмо твое от 19 февраля, которое дошло до меня в Якутск 25 мая. Думал было я отвечать тебе на него лично; но Господь не велел. Пишу тебе из Аяна, куда я прибыл 9 июля, разумеется, с тем, чтобы идти отсюда на Амур; но нельзя: враги наши препятствуют нам. Еще на Челисине узнал я, что устье Амура с обеих сторон обложено неприятельскими кораблями; следовательно, хотя бы я и мог нанять Американца отвезти меня на Амур, но неприятель не допустил бы. Очень я жалел было, что обстоятельства удержали меня в моем пути (а именно, поздний проход Лены, грязи и разлив Адана и Маи, неимение ямщиков на Майских станциях, — и оттого я прошел по Мае 17 ½ дней). Но как обстоятельства и время показали, что слава Богу, что я не попал на Охотск-взорванный в виду Амурских жителей, — и потому я, если бы и избежал плена, то свита моя попалась бы в плен вместе с Охотскою командою, и все наши вещи погибли бы; а если бы я попал к Вам, то пребывание мое у Вас было бы почти бесполезно, а когда бы я от Вас вырвался-Бог весть! Итак, за все и про все слава и благодарение Господу, хранящему меня видимо во всех путях моих! Ты в письме твоем уведомляет меня, что внучка и крестница моя здорова, а по прибытии на Нелькан я узнал от Кати, живущей там с детьми своими, что дочь Ваша померла (наверное Вы и мне об этом писали, но я письма не получил еще); жаль, очень жаль, но не