– Да кто же знал-то, – всплеснул руками адвокат.

– А надо было знать. Прежде чем лезть. Шустрый, а вот учиться плохо умеешь. Думал, я не докопаюсь, чем ты в Калининграде промышлял? Думал, раз далеко – то и не дотянется старый нотариус?

Адвокат побледнел, но попробовал хорохориться:

– На что вы намекаете? Я юрист, и это подтверждают все документы, и они подлинные.

– Ай-ай-ай, ну зачем ты обманываешь старика? Я такие вещи проворачивал, когда ты под стол пешком ходил. Хочешь, расскажу как было? Создал парочку липовых нотариальных контор, а потом начал за процент организовывать торговлю чужим наследством. В архиве бумаги подделал, уже законную копию по запросу получил. Завещание организовал, как бы выехали к старику на место, поскольку больной он, прямо там и оформили? Копия завещания и остальных документов ещё в архиве нотариальной конторы должна храниться? Так закрылась она, контора-то, а пожар уничтожил архивы, которые при ликвидации положено в государственное хранилище отправлять. Вот он, один единственный экземпляр на руках у наследника остался. Раз прокатило, два, три. Смотрю, неплохо заработал, на старинных-то домах, а? Недвижимость дело прибыльное, согласен. Только жадность, она до добра не доводит.

– Ну простите, бес тогда попутал, – признался адвокат.

– Этот бес называется круглая сумма в пятьдесят кусков зелёненьких казначейских билетов из-за окияна, – усмехнулся Соломон Глебович. – Только не проверил, что старичок-то при делах был, и стоял над ним некий Чили Калининградский. Но уважаю, молодой и шустрый, раз лыжи успел смазать раньше, чем его мальчики тебя нашли. Тут бы на дно залечь, да опять не устоял, такое выгодное дело подвернулось. Эх, молодость, молодость. Тебе бы или тихо сидеть, или хотя бы гонораром за подделку и юридическое сопровождение ограничиться. Год мог из этой дуры деньги тянуть, по судами апелляциям с ней ходить, и ничем бы особо не рисковал. Но ты ведь уже всерьёз на деньги Медянского нацелился? Это тебе пообещали?

– Да что вы такое говорите…– начал адвокат и поперхнулся.

– Умолкни, сопляк, и не вякай, пока я не разрешил, – холодно бросил Соломон Глебович. – Иначе гонор свой будешь показывать мальчикам Чили. Прямо отсюда отправишься в камеру, а дальше я весточку в Калининград подам. Даже руки об тебя пачкать не придётся, всё за меня сделают. Жоржика, который тебя с бабкой свёл, собаки живьём жрали. Хочешь повторить?

Адвокат побелел и быстро-быстро замотал головой.

– Умница, вижу, что не хочешь. Тогда слушай сказку дальше. Когда дело только начиналось, и вы с Жоржиком к бабке только подкатили, обратился к тебе один человечек. Или он всё бабке расскажет – или ты его слушаешь как родного отца, а он за это обещает помочь. Этот человечек даёт советы по юридической части, подделывает документы по суду, ну а потом тебе поможет деньги Медянского загрести. Ты за это гарантируешь: сразу как девочка окажется у бабки, ты организуешь передать дочку Медянского твоему заказчику. Угадал?

– Да, Соломон Глебович. Так и было, вот вам крест.

– Перед попом будешь креститься, когда грехи начнёшь отмаливать. А мне сейчас нужно, чтобы ты всё про этого человечка рассказал. Кто, где, как, с первого до последнего слова. Будешь хорошо говорить – зачтётся на этом свете, а покажется мне, что ты чего-то не договариваешь… ну тогда, мил человек, пеняй на себя. Так вот, раз уж крестишься, давай, по примеру первых христиан, ты передо мной облегчишь душу, а я за это дам тебе шанс на отпущение грехов. Фору… скажем, в четыре часа, за которые, обещаю, тебя никто из сегодняшних мальчиков искать не будет. А перед этим мои мальчики доставят обратно домой, и считать время будем от твоего порога, чтобы потом не говорил, что обманул тебя старик. Деньги, остальное, всё успеешь прихватить. Успеешь скрыться, раз ты такой шустрый. И ни сам, ни через мальчиков, которые тебя привели, обещаю, эти четыре часа следить не буду. Моё слово твердо.

– Конечно, конечно, Соломон Глебович. Записывайте.

– На память не жалуюсь. Говори давай.

Говорил адвокат долго, а когда ушёл, в одиночестве Соломон Глебович сидел недолго. Зашли Медянский и Евграфов. Уважаемым гостям нотариус достал не виски для выпендрёжа, а бутылку настоящего марочного вина из Франции и разлил на три бокала.

– Прямо соловей, – хмыкнул Медянский. – Что скажете, Егор Алексеевич?

– Соловей. Только не с той жёрдочки петь начал. Запись разговора я уже отправил кому следует. Про его «партнёра» можно забыть. Это в декабре, поскольку этот Константин так неудачно помер, хозяин сумел сдать всех остальных, но сам отвертеться, а теперь – всё. Прошу прощения, что без подробностей, связан должностью. Но попытка эмигрировать, скрываясь от старых долгов, чтобы на новом месте заняться тем же самым, у нас категорически не поощряется. Раз у нас на руках запись, вместе с результатами декабрьского расследования доказывающая, что он участвовал сам, а всё это не инициатива его подельников… Теперь по его следу официально пойдут те, от кого скрыться невозможно. Но моё вам уважение, Соломон Глебович. И ведь этому молодому человеку вы не соврали ни капли.

Нотариус усмехнулся. Адвокат был шустрый, но дурак. А может, про Омский Совет и Евграфова просто не знал. Потому, когда занялся самодеятельностью, решив «усилить свою позицию» в торговле с заказчиком, и через Жоржика попробовал организовать похищение Сони – то не сообразил, что за киднепинг с помощью ведовства он как непосредственный заказчик тоже несёт полную ответственность. Четыре обещанных часа у него будет, но всё это время его будут вести люди Совета.

– Хотите мнение одного старого юриста, который за свою долгую жизнь видел многих таких же шустрых молодых людей? Жадность – это самый страшный грех, который я знаю в человеке. А этот – очень