Вот только клетка – это не для меня.

Последние два часа – с тех пор как от месье Риаля принесли записку, – показались вечностью: целитель обещал, что закончит лекарство сегодня. Анри все так же горел под «ледяной клеткой», а мне оставалось только держать его руку в своих и говорить, говорить, говорить. То и дело опускала платок в стакан и смачивала ему губы, чтобы хоть как-то унять бесконечную жажду. Никогда не отличалась болтливостью, но тут меня словно прорвало. Мне просто нужен был этот неиссякаемый поток слов – и я взялась пересказывать последнюю книгу Миллес Даскер, чтобы не позволить засевшему в сердце страху выползти на поверхность. Казалось, стоит впустить в комнату тишину, и в ней растворится даже его дыхание. Стрелки двигались ужасающе медленно, словно увязшие в сиропе пчелы, пытающиеся вырваться на свободу. Нас не беспокоили: я предупредила Джакетт, что больше не стану никого принимать и ни с кем разговаривать, пока Анри не станет лучше.

Поэтому, когда в дверь, наконец, постучали, подскочила на кровати и поднялась.

– Это к тебе, – сообщила мужу. – Если не придешь в себя, закончу «Мою Амелию» и расскажу «Гордую Миранду». Тьмой клянусь, тебе это совсем не понравится. Прошу!

Мягкий щелчок, и на пороге возник месье Риаль.

– Мадам Феро, – целитель прошел в спальню, поставил саквояж в изножье кровати. – Лекарство готово. Пусть даже это просто целебные травы, сама по себе сила графа достаточно агрессивна…

– Мой муж принимал этот настой, и он ему помогал.

– И сейчас должен помочь. Я просто предупреждаю, – недовольно пробурчал месье Риаль, закатывая рукава. – Это лекарство мы вводим сразу в кровь, поэтому мгла может повести себя совершенно непредсказуемо. А вы должны быть готовы ко всему.

Я люблю целителей за то, что из всех наихудших возможностей они выбирают самую паршивую и сообщают именно о ней.

Мужчина достал жгут, но я перехватила его запястье.

– Хотите сказать, что можете его убить?

– Не я. Мгла. Но выбор у нас небольшой. Либо ввести лекарство, либо оставить его сгорать. Такой жар, как у графа, ни один человек долго не вынесет.

Меня наградили недовольным взглядом.

– Будьте любезны…

Отпустить целителя стоило невероятных усилий.

– Решение за вами, мадам.

– Делайте, что должны.

Я отвела руки за спину и сцепила в замок. Смотрела, как месье Риаль оборачивает жгут на предплечье Анри, как обрабатывает руки и достает шприц. Лекарство в нем оказалось совсем светлым, лишь слабым травянистым оттенком напоминая о жидкости в бутыли. Игла блеснула, отражая пламя настенного электрического светильника, и я с силой вонзила ногти в кожу.

– Теперь остается только ждать, – мужчина отступил, и я снова опустилась на край кровати, вглядываясь в лицо Анри. – С вашего позволения, я задержусь на какое-то время.

– Разумеется.

Пересаживаться в стоящее рядом с кроватью кресло я не стала, невзирая на приличия. Месье Риаль передвигал темно-серый рожок по груди мужа, слушая сердце и дыхание, считал пульс, потом измерил температуру. Все это время я рассматривала линии на ладони мужа, повторяла их пальцами и думала о том, что сказала бы о его судьбе Софи. Рука Анри по-прежнему пламенела, но уже не так сильно, как раньше. Грудь, до прихода целителя вздымавшаяся тяжело, сейчас поднималась и опускалась ровно – да мне и самой стало легче дышать. Радостно оскалившийся после слов месье Риаля страх получил по носу и, скуля, отползал в угол.

– Пожалуй, на сегодня я вас оставлю, – словно забывшись, целитель коснулся век, пробуждая и меня от странного транса, – а «ледяную клетку» сниму. В гостиной будет дежурить Тибо, но если графу станет хуже, сразу зовите меня.

Под глазами месье Риаля залегли темные круги, а сами глаза покраснели: вряд ли ему удалось сегодня поспать. По приказу Эльгера или по собственному желанию этот человек бросил все силы на то, чтобы помочь моему мужу. И судя по стремительно отступающему жару, ему это удалось.

– Спасибо, – тихо сказала я.

– Не за что, мадам. Будем надеяться, что граф придет в себя до завтра, иначе я вряд ли смогу чем-то помочь.

– Придет.

– Хорошо бы. С золотой мглой никогда и ни в чем нельзя быть уверенным.

Когда за целителем закрылась дверь, мы снова остались вдвоем. Теперь уже можно было просто лечь рядом, не заботясь ни о помятом платье, ни о мешающем кринолине. Давно перевалило за полночь, на смену напряженному оцепенению пришла усталость. Я чувствовала себя так, словно меня выточили из льда, превратили в женщину, и эта женщина наконец ожила. Бесконечный бал, внимание Эльгера, схватка с Евгенией, сокрушительная мощь тьмы – все казалось далеким и размытым, как дурацкий сон, который хочется поскорее забыть. Он обязательно забудется, стоит только проснуться. И я обязательно проснусь, когда проснется Анри.

– Ты обещал познакомить меня с людьми, которые тебя вырастили, – прошептала негромко. – Помнишь? Мы говорили о них в Лигенбурге. Я очень-очень этого хочу. Правда.

Мягко потерлась щекой о его обнаженное плечо, закрыла глаза.

– Обещаю тебе самый необычный десерт, который ты только можешь себе представить…

Сколько всего я помню, оказывается. Милые сердцу детали, которые память прячет в уголки сознания и бережет до того дня, когда снова позволит им вернуться. Сколько таких вот «потерянных» мгновений между нами, не представляю.

– Поедем весной к океану, – почти касаясь губами небритой щеки. – Спрячемся от всех на пару недель. Я даже как-нибудь обращусь к тебе на «вы».

Сознание медленно уплывало в водоворот сна, но я усиленно выталкивала себя на поверхность. Хочу быть с Анри, когда он придет в себя. Хочу, чтобы он знал, что я его ждала.

– Люблю тебя, – добавила еле слышно. – Люблю так сильно, что готова в этом признаться, когда ты…

– Вот с этого и нужно было начинать.

Я подскочила на кровати, широко распахнула глаза.

– Вы!

– С наказанием пока придется повременить, но меня греет твой энтузиазм.

– И долго ты меня слушаешь?

– Такое я готов слушать вечно. Но ты уже засыпаешь.

Этот нахал попытался приподняться, но тут же снова опустился на подушки – бледный, измученный и такой довольный, словно кто-то другой валялся без чувств сутки. Только поэтому я отказалась от желания стукнуть его подушкой и глядела на мужа, не находя больше слов. Радужку полностью заливало расплавленное золото, вытеснившее мягкий ореховый цвет. Но нежность, которая светилась в глазах, все равно была гораздо ярче. И теплее.

– Так и будем играть в гляделки? – спросил этот невозможный мужчина.

– А во что ты хочешь играть?