– Зато он дорожит ею, – холодно отозвался я.

– Да? – Графиня разглядывала чаинки на фарфоровом дне. – Я рада, если так, но…

– У Нельсона не бывает случайных связей. Если он позволяет кому-то быть рядом, значит…

– Вы хороший друг. – Она снова глянула на меня, чуть склонив голову.

– Я констатирую то, что вижу. Не более.

Брови, ощипанные в ниточку, взлетели. То ли я уязвил ее, то ли развеселил, понять было трудно. Она помедлила, намазывая джемом тост, потом продолжила:

– Тогда вы не обидитесь, если я тоже скажу, что вижу? Мистер Сальваторе, современные молодые люди так любят скрывать чувства. Вечно стараетесь казаться отчужденным… Поверьте, ваша душа мало интересует меня как место, куда я могу влезть, и тем более как место… – она деликатно кашлянула в ладонь, – отхожее. Я лишь выказала уважение к дружбе. Я очень ее ценю. Она – редкий прелестный цветок на лужайке жизни.

– Простите, – вздохнул я. – Вы правы. Просто наша дружба давно… остыла.

– Дружбе, да и любому общению, это свойственно временами. Не переживайте.

Она улыбнулась шире, начала есть хлеб и замолчала. Я смотрел на свою чашку с кофе. Странно… что-то необычное исходило от этой женщины: то отталкивающее, то располагающее. Я никак не мог определиться, как отношусь к ней, но одно понимал отчетливо: опасность где-то близко. Неужели все же от нее? Или… Нет.

Окна брызнули осколками. Люди закричали, некоторые, защищая головы, бросились на пол; другие вскочили. В первый миг я подумал, что произошел сход с рельсов, но почти сразу заметил: вровень с поездом неслась воздушная гондола. Гондола, обитая железом.

Кто-то уже истошно вопил.

Вооруженные люди в темной одежде, с закрытыми тканью лицами, появились быстро и бесшумно. Я сосчитал – четверо. Четверо сипаев изучали лица; угрожающий блеск клинков заставил моментально сесть двух поднявшихся было мужчин, на одном из которых была форма Легиона. Я по-прежнему стоял и, к удивлению своему, видел: старая графиня тоже стоит.

Сипаи смотрели на нас. Я смутно догадывался, кого они ищут, и оказался прав. На плохом английском один потребовал:

– Все на пол, кроме, – взгляд остановился на моем лице, – тебя.

Откуда они узнали о вещи, оставленной в купе? Выяснять было некогда, я лишь кивнул. Люди вокруг опускались на колени, потом ложились и как будто стараясь сжаться. Этих нескольких секунд было достаточно, чтобы вспомнить, сколько патронов в моем револьвере. Как только последние пассажиры – женщина с ребенком – легли на присыпанный осколками пол, я взвел курок, вздернул оружие, развернулся и сделал четыре выстрела.

Упали двое; двое других бросились. Я выстрелил снова и попал одному в правое предплечье, он отступил. Второй атаковал тальваром, и когда я увернулся, лезвие с пугающей легкостью разрубило стол. Лихорадочно оглядевшись, я схватил трость графини – не частично деревянную, как у Лоррейн, а металлическую. Следующий удар я принял на нее.

В Легионе мне редко приходилось сражаться, а если приходилось, то с использованием огнестрельного оружия. Фехтовать я почти не умел и получил рану в предплечье при следующем броске сипая. Его напарник, пришедший в себя и перекинувший тальвар в левую руку, подступал, зажимая меня в ближний угол. Кровь заливала рубашку, стекала по ладони и делала пальцы липкими. Я по-прежнему сжимал трость графини в другой руке. Я благодарил судьбу уже за то, что лишь немногие из чертовых индийских дикарей умели обращаться с револьверами. Иначе у меня не было бы шанса вообще.

Когда клинок взметнулся снова, устремляясь ко мне, прогремело два выстрела. Первый выбил оружие из руки ближнего сипая, второй добил его раненого товарища. Бросаясь на обезоруженного индийца, я успел заметить: графиня I., стоя на коленях и цепляясь за стол одной сухощавой рукой, держала в другой «кольт» – один из тех недавно вышедших в продажу «малышей», которые легко умещались даже в дамском ридикюле. Ее палец все еще был на спуске, она внимательно следила, как я пытаюсь прижать противника к полу. Когда мне удалось это, я спросил:

– Кто тебя послал? Зачем?

Сипай выругался на своем наречии и забился. Я ударил его, но, не потеряв сознания, он подался вперед и толкнул меня в грудь. Тут же из глаз посыпались искры. Лобовая атака. Предсказуемо. Графиня выстрелила и промазала: молочник, каким-то чудом не разбившийся раньше, разлетелся осколками в десятке дюймов от сипая. Уже оказавшись на полу, я видел, как индиец бежит к выбитому окну и ожидающей его гондоле. Там наверняка были и другие. Сейчас они ворвутся, а у меня уже нет сил… На этой мысли мои глаза закрылись. Последнее, что я успел ощутить, – поезд дернуло назад.

* * *

Оказалось, я потерял сознание лишь на минуту или полторы: когда мокрый платок коснулся лба и я открыл глаза, люди еще только поднимались на ноги. Поезд остановился; вся посуда лежала черепками, в которых матово отражалось солнце. Чьи-то дети плакали, мужчины успокаивали испуганных жен, несколько человек бежали из вагона – видимо, сообщить о случившемся. Впрочем, в этом не было необходимости: я сомневался, что преследующая поезд гондола осталась незамеченной, хотя все и произошло очень быстро, за жалкие три или четыре минуты.

Несколько сопровождавших поезд полицейских ворвались в вагон и начали градом сыпать вопросы. Где они были раньше? Я прикрыл глаза, но, едва графиня снова попыталась протереть мне лицо, поднял здоровую руку в запрещающем жесте.

– Отойдите.

– Мистер Сальваторе…

Я посмотрел в ее испещренное морщинами лицо и покачал головой.

– Дамы вашего возраста нечасто стреляют даже в наше время. Кто вы, графиня?

Не отводя глаз, она тихо ответила:

– Поверьте, что бы вы ни подумали, это не так. Я на вашей стороне.

– А на чьей же я? Откуда вам это знать?

Она ждала. Но объясняться с ней я не собирался. Сев, я лишь с расстановкой произнес:

– Я понятия не имею, что нужно от меня этим людям. У меня нет ни золота, ни секретных чертежей, ни тайн. Я простой эксперт, работающий в полиции.

– Артур, я знаю о вас и ваших друзьях все, и я прошу…

– Что знаете? – Я понимал, что говорить таким тоном со старыми дамами недопустимо, но не мог сдержаться. – Вы работаете на кого-то? Кто подослал вас? Кто научил владеть оружием? Зачем вы наняли Лоррейн, если сами умеете защитить себя?

Она мягко приподняла руки, будто капитулируя.

– Вы просто переволновались, вы ранены. Позвольте мне объяснить. Человек, интересы которого я представляю…

Она была права. Рана болела все сильнее, накопившаяся многодневная усталость тоже не придавала ни сил, ни ясности ума. Но я отчетливо понимал: рядом кто-то, кто очень хочет, чтобы я поверил во все, что услышу. И я знал, что лучший вариант сейчас – ничего не слышать. Выдохнув через нос, я твердо произнес: