– Ваш человек ничего не получит, во всяком случае, от меня. И обещаю, Лоррейн все узнает, едва я прибуду в Лондон. Лучше не попадайтесь ей на глаза. Она ненавидит лгунов.

Ставшая привычной улыбка графини стерлась. Ее сменила снисходительная усмешка.

– Не сомневайтесь, Лори узнает. И вы тоже, глупый мальчик. В свое время.

Видя, что полицейские приближаются, графиня поднялись и отступила. Губы ее были сжаты в нитку, пальцы комкали платок с такой силой, будто она хотела его порвать. Вода капала на дорогие туфли. Молоденький безусый констебль вопросительно взглянул на нее.

– Вы знаете этого мужчину?

Она равнодушно покачала головой.

– Просто завтракали вместе. Его ранило, когда эти страшные люди на нас напали. Какой ужас, даже на поездах уже стало опасно путешествовать!

Она прижала руку ко лбу в театральном жесте, который, однако, показался театральным только мне, а у юноши вызвал сочувственную улыбку.

– Увы, леди, такое случается.

Графиня вновь мельком глянула на меня и произнесла:

– Разболелась голова, пожалуй, пойду прилягу.

Полиция сразу потеряла к ней интерес. Двое направились в сторону по-прежнему жавшихся к стенам людей, двое пошли ко мне. Поезд тронулся; я отчетливо услышал короткий гудок, а потом звенящая тишина заполнилась ритмичным постукиванием. В разбитых окнах замелькала зеленая полоса леса, теперь казавшегося враждебным и опасным.

Мне помогли подняться и задали тот самый вопрос, которого я боялся:

– Пассажиры рассказали, как все произошло. Что эти люди от вас хотели? Вы связаны с ними?

Графиня лгала, значит, буду лгать и я. Зажимая кровоточащую рану, я изобразил самое спокойное и непонимающее выражение лица, на какое только был способен.

– Может, месть? Я работаю в Скотланд-Ярде.

– Вот как? – Старший из полицейских нахмурился, переглянулся с напарником, будто делая какое-то ожидаемое заключение. – Интересно. Вам нужна медицинская помощь, сэр, прошу пройти с нами в пятый вагон. Кстати, мы уже недалеко от Кале. Если я понимаю правильно и вы – Артур Сальваторе, то вас встретят.

Томас. В очередной раз выкинул что-то, чего я не ждал. Решил перехватить меня на пути в Лондон. Я уже не мог понять, радоваться или злиться.

– Сначала проверю вещи. Пройдете со мной до купе?

– Юргинс, проводи мистера Сальваторе, – отдал распоряжение старший.

Констебль кивнул и пошел следом. Впрочем, времени можно было и не тратить. Окно оказалось цело, купе не тронуто. В моих вещах не копались, тетрадь не искали. Тогда… зачем эти люди напали на поезд? И… кто в действительности их прислал?

[Дин]

Ночь прошла в бессмысленных поисках; мы не обнаружили железных кораблей. Верфи и доки встречали либо тишиной, либо бранью рабочих. План Эгельманна не удался, мы никого не застали врасплох. Промозглый рассвет уже близился, небо светлело. Туман наконец отступил, день обещал быть ясным. Но я хотел одного – проспать его.

Все, кто участвовал в ночном рейде, возвращались в Скотланд-Ярд. Усталые, злые, сонные лица мелькали в коридоре и во внутреннем дворе. Джил тоже выглядела скверно: волосы грязные, под глазами круги. Она даже не болтала; сейчас все ее внимание было приковано к раскаленной керосинке. На ней мы пытались согреть маленький чугунный чайник, один из тех, что в холодные зимние ночи брали с собой обходчики.

Я немного злился: она ухитрилась опоздать. Правда, Лоррейн опаздывала чаще и сильнее, но все же… Лори я готов был многое прощать.

– О чем думаешь? – Джил посмотрела на меня; я поспешно покачал головой.

– Ни о чем. Ну как тебе работа констебля?

– Терпимо. – Она вяло махнула рукой. – Почти как на вокзале, только люди из себя больше корчат. Один твой Нельсон…

– Он не мой, – перебил я.

– …и эта Синий Гриф, – как ни в чем не бывало продолжила Джил, – сразу видно аристократку.

Я молчал. Разговор в кабинете Эгельманна прошел почти спокойно, без повышенных тонов. Правда, начальник Скотланд-Ярда не сразу смирился с тем, что ему более ничего не удастся скрыть от Падальщика, да и сам детектив, похоже, не горел желанием выкладывать все, что удалось узнать в клубе. Мы крайне неохотно обменялись информацией. Я сомневался, что обещание работать вместе, которое Эгельманн и Нельсон дали друг другу, будет исполняться в точности.

– И я знала, что ваша Леди – тоже из их породы! – Джил прервала мои мысли. – Только подумай, Соммерс! Эта теория… бред сумасшедшего! Всех богачек стоит пораньше отдавать замуж, чтобы рожали детей и успокаивались!

Я невольно усмехнулся.

– А что делать с такими, как ты?

Джил потрогала чайник и, зашипев, отдернула руку. Понялась на ноги, пошла рыться в столе. Вернувшись, плюхнула на стол вскрытую бумажную упаковку чая, поставила две жестяные кружки и начала бросать прямо в чайник черные листья. Все это время она молчала, наконец ответила:

– У таких, как я, – своя судьба.

– Почему ты здесь, Джил? – спросил я то, что уже спрашивал.

– Я этого хотела, – твердо ответила она. – Больше жизни. Как отец.

– Так ты дочь полицейского? – удивился я. – И как же ты оказалась на вокзале?

Она отвела глаза.

– Как все. Зато теперь здесь. И без всякой школы. Многие так смогли?

Я усмехнулся и покачал головой. В последние годы все больше англичанок шли в Скотланд-Ярд, но попасть сюда им по-прежнему было сложнее, чем мужчинам: если нас нанимали без особых проволочек, то они оканчивали перед этим трехлетнюю школу. А туда могли поступить лишь по рекомендательному письму – от полицейского-мужчины. Этот пережиток прошлого уничтожить никак не удавалось, хотя многие в Парламенте отзывались о нем отрицательно. Обойти его редко удавалось, и едва ли удалось бы Джил без покровительства Эгельманна.

Джил снова подняла взгляд.

– Хочешь мою душещипательную историю – такую, что Диккенсу не снилось?

Тон у нее был сердитый, взгляд колючий, но я неожиданно почувствовал что-то вроде жалости. Наверное, она хотела кому-то рассказать, так почему не мне? Да и время – предрассветный час после бессонной ночи – лучшее для откровенностей.

– Ну давай. – Я взялся за чайник и, осторожно подняв его, начал разливать нам чай.

Мелкая дешевая заварка проливалась через носик; напиток в скудном газовом освещении казался мутным, почти как вода в Темзе. Я сделал глоток. Джил зевнула, прикрывая рот, посмотрела в свою чашку и начала:

– На самом деле все совсем не так трагично. Я была уличной девчонкой, как многие. Воровала, ночевала в подворотнях, ела что придется. Один раз вечером меня поймал на краже констебль. Я испугалась, думала, отдаст в этот… работный дом. – Она скривилась. – Я очень не хотела туда, плакала, в ногах ползала. Он молча поднял за шкирку и куда-то повел. Долго шли, прошли два полицейских участка, а он все не останавливался. Быстро ходил, я еле успевала. Пришли к бедному старому дому с грязным крыльцом, поднялись по лестнице. В комнату. Я еще больше испугалась, подумала, знаешь, что попала к одному из этих, которые… ну понимаешь… любят маленьких. В угол зажалась, ждала, что сейчас подойдет и начнет… а он сел в старое провалившееся кресло и спросил, просто так, спокойно: «Будешь моей дочерью?». Я не сразу, конечно, поверила, боялась долго, так ведь только в книжках бывает… а он добрый. У него одна комнатушка была, так половину для меня отгородил. И всегда для меня еда, даже если для себя нет. И читал мне сказки. Ты знаешь, Дин, мне было уже целых девять лет, а мне раньше никто не читал. Как было хорошо. В школу отдал…