«Пусть орет сколько угодно, – решила Аглая, – а я буду заниматься своим делом».

Пока девица бегала по гостиной и распалялась то по-французски, то по-английски, она успела почистить морковку и крупно натереть ее на терке. Некоторые хозяйки кладут в капусту ломтики свеклы для цвета. Но это получится уж слишком изысканно. Нож в руке сверкал, как топор дровосека, и, наверное, поэтому девица старалась не подходить близко, а подскочила лишь тогда, когда нож отправился в посудомойку. Она была бледной, с горящими пятнами на скулах.

– Убирайся! Возьми свой багаж и уходи. Ты здесь не нужна.

Аглая подумала, что скоро она не выдержит и заткнет рот нахалке прямо мокрыми руками в капустном соке.

– Уходи, уходи, – не унималась девица, – Филипп мой!

Закипающую обиду и горечь Аглая сглатывала молча, и только руки жали и давили капусту, словно хотели выдавить из мякоти слезы. Как он мог полюбить такую? Как?

Внезапно девица саданула кулаком об стену и заорала какое-то длинное ругательство, похожее на невнятную речь пьяницы. Ее глаза, метнувшись из стороны в сторону, сузились в щелки, предвещая новый взрыв. Всем телом она покачнулась с носка на пятку, как бегун перед стартом в ожидании выстрела. Этим выстрелом могло оказаться любое действие.

– Ну все, хватит! Мое терпение лопнуло! И если ты сейчас не успокоишься, то мне придется… – Что сделать с девицей, Аглая не могла придумать и оставила конец фразы как бы повисшем в воздухе. Все равно нахалка не понимает по-русски. Тут главное не слова, а интонация.

Взяв полотенце, она медленно вытерла руки и вышла из-за кухонной стойки.

Девица притихла и стала отступать назад, к креслу, пока не уткнулась в него ногами и села.

С тихим бешенством Аглая сказала по-русски, больше для себя, чем для приезжей истерички:

– Даже если Филипп три раза твой, то это не значит, что надо устраивать базар! Сиди здесь и жди его. А я пока соберу вещи, чтоб не мешать вашей семейной сцене.

* * *

Собирать вещи – слишком громко сказано. Всего вещей было кот наплакал. Аглая вытряхнула на кровать содержимое полиэтиленового пакета и выбрала из жалкой кучки шариковую ручку. Стопки бумаги для принтера в доме Филиппа лежали везде. Согнув лист пополам в виде открытки, Аглая нарисовала на нем солнышко и подписала: «Спасибо за гостеприимство! Не забывай в течение недели перемешивать капусту, иначе она не просолится, а закиснет. А.».

Вроде бы все.

Она обвела глазами пространство комнаты, с которой успела сродниться: белый комод, кровать под пестрым стеганым покрывалом, узкий столик, заваленный книгами, и несколько полок. На стене – икона святого Игнатия и связка старых ключей. Филипп объяснил, что это ключи от петербургской квартиры прадеда Игнатия и дедушки Юры.

Аглая не смогла бы толком объяснить, кто ее толкнул под руку, но она достала свои ключи, отсоединила от них запасной ключ и повесила его на старинную связку. От ласкового взгляда святого Игнатия в душе растопилась корочка льда и побежала по жилам горячим ручейком.

Ну, вроде все! Спасибо этому дому, идем к другому. Выходить через гостиную, где окопалась эта нахалка, Аглае не хотелось. Взгляд упал на дерево под окном. Распахнув окно, она оценила крепость ствола старой вишни. В темной листве красные ягоды вспыхивали огоньками. Чтобы дотянуться до крайней ветки, пришлось проявить чудеса ловкости. Балансируя на краю подоконника, Аглая уперлась ногой в толстый сук и быстро перелезла на дерево. По глазам хлестнули гибкие ветки. В ожидании падения, дыхание на мгновение пресеклось. Но она удержалась. Спускаться мешали задравшаяся наверх юбка и волосы, которые зацепились за сучок. Она мотнула головой, попутно расцарапав лоб об обломанную ветку. Полиэтиленовый мешок с вещами оттягивал локоть и мешал движению. Надо было сбросить его на землю. «Хорошая мысля приходит опосля».

Закусив губу, Аглая нащупала пяткой нижнюю ветку.

– Аглая, что ты там делаешь?

Голос Филиппа прозвучал так неожиданно, что она едва не сорвалась. Аглая вздрогнула. Сквозь густую листву фигура Филиппа виделась покрытой бликами света и тени.

Выражение его лица отображало крайнее изумление.

– Я… это… – во время секундного оцепенения мозг бешено подыскивал вариант ответа, и она выпалила: – Вишни собираю. Вот, – в подтверждение своих слов она сорвала розетку с ягодами и демонстративно бросила в пакет. Не хватало только добавить: «Я тучка, тучка, тучка, а вовсе не медведь». Хотя Филипп, не знакомый с советскими мультфильмами, вряд ли сумел бы оценить юмор.

– И много набрала?

Проявляя деликатность, он старался не смотреть на ее голые коленки и юбку, скомканную едва не до талии.

– Пока нет, я только начала, – собравшись с духом, заявила Аглая и постаралась сделать вид, что полностью поглощена работой. Она сейчас, не моргнув глазом, обменяла бы царство на шапку-невидимку.

– Я принесу тебе лестницу, а потом помогу собрать урожай.

Она думала, что пока Филипп ходит за лестницей, успеет слезть и сбежать. Хотя это было бы слишком позорно. Но легкая металлическая лестница возникла у ствола почти сразу.

– Слезай, я тебя поддержу.

– Еще чего.

От краски стыда лицо лопалось как помидор. Избегая смотреть на Филиппа, Аглая спустилась вниз и встала рядом – сердитая, запыхавшаяся.

Он выдернул у нее из волос прошлогодний засохший листочек.

– В следующий раз дождись меня. И запомни, для лазанья по деревьям на свете существуют мужчины.

Его голос искрился смехом, и Аглая вспылила:

– Тебе смешно, да? Смешно?

– Там, – он кивнул на дерево, – ты была похожа ни дикую кошку, – от его мягкой улыбки у Аглаи перехватило дыхание. – Сейчас я переоденусь и достану тебе хоть луну с неба.

– Не надо луны. Пусть светит всем, – искоса глянув ему в глаза, Аглая сообщила как можно суше: – Тебя там гости ждут.

– Мама с папой? Что же ты молчала? – он схватил ее за руку. – Пойдем знакомиться!

– Не мама с папой, а красивая девушка. Представилась как твоя невеста.

У Филиппа вдруг стало такое лицо, как будто его ударили.

– Так ты поэтому залезла на дерево?

Резким движением Аглая вырвала руку из его руки, понимая, что выглядит по-детски и глупо. Слова «да» и «нет» пробкой застряли в горле. Выбирая между враньем и стыдом, она предпочла промолчать.

Филипп снова поймал ее за руку, но теперь держал крепко – не вырваться.

– Пойдем.

Жесткие нотки в его голосе не предвещали ничего хорошего.

– Я не пойду, сам разбирайся.

– Пойдем.

Она упиралась как коза и, только когда поняла тщетность своих усилий, пошла спокойно.

* * *

Скрестив ноги, Тесса сидела в своем любимом кресле и