— Да так, могло быть лучше.

Она внимательно посмотрела на него.

Весь его развязный стиль, высокомерие, что всегда так злили ее, куда-то улетучились. На их место пришла мрачная тоска, которая была для нее что нож по сердцу — о, если бы можно было победить, не побеждая его! По собственным неудачам, прежним и новым, она слишком хорошо знала, каково это — проигрывать, какую боль наносят поражения. А Джейк проиграл дважды — он жаждал ее любви и не добился ее. И вновь собственная боль отверженности заставила ее остро пережить его страдание — если б только она могла облегчить его…

Повисло странное молчание. Надо бы как-то разрядить обстановку, подумала она.

— Ну, как вы? — неловко спросила она.

— На удивление, нормально. Подписал все документы для нового владельца «Харпер майнинг.» — Он поклонился в ее сторону. — Собрался, заказал билет на самолет…

— Куда? — почти беззвучно спросила она.

— В Нью-Йорк.

— Далековато, — заметила она, просто чтобы что-нибудь сказать.

— Да не так уж, с точки зрения инспектора Дженнингса.

— Полиция? — Глаза ее расширились от ужаса. — Но я же…

— Не волнуйтесь, я знаю, что вы здесь ни при чем, — успокаивающе сказал он. — Это работа Филипа. Похоже, он отправил в полицию пленки и документы, сообщив все, что сказала ему Касси, и кое-что еще, до чего докопался сам. Включая, разумеется, эту историю с акциями Джилли. — Он помолчал. — Спасибо, что не использовали это против меня.

— Да я уж готова была! — вспыхнула Стефани. — Если бы не получилось по-честному.

Он улыбнулся:

— Не могу представить себе, чтобы вы вели нечистую игру, мисс Харпер. Это скорее на меня похоже.

— Да не так уж, — сказала она. — Вы ведь знали про Тома — про… мой грех — про Амаля. И вполне могли бы поставить меня в неловкое положение перед акционерами из нашего штата. А если бы дали знать прессе… Тогда я скорее всего проиграла бы.

— Такая мысль приходила мне в голову, — признался он. — Но я не мог позволить себе…

— Что?

— Вывалять вас в грязи, — просто ответил он.

Она вспыхнула.

— Вы так и не сказали мне, как там было в полиции, — пробормотала она.

— О, ничего особенного. Они были вполне удовлетворены, когда я показал им билет до Нью-Йорка, в одну сторону. И даже вроде рады, что избавились от этой головной боли. Конечно, были грозные предупреждения. «Вы же понимаете, сэр, дело серьезное — мошенничество… Дело не будет закрыто… Но пока вы остаетесь вне пределов Австралии…» — передразнил он. — Вас освободят от налогов?

— Да вряд ли…

Она избегала его взгляда.

— Джилли уехала, — невпопад сказала Стефани. — А вы когда отправляетесь?

— Завтра.

«Завтра»… Это слово отозвалось тупой болью. Отчего бы? Может, это последняя возможность заглянуть к себе в душу и понять, как же она относится к этому человеку? Она вспомнила его слова, сказанные при одной из предыдущих встреч: «…тогда бы вам пришлось быть честной самой с собой, может быть, впервые в жизни». Какая глупость! Ведь все это пойдет прахом! Разве можно отрицать, что она переживала поражение Джейка, что по-настоящему дорожила его чувством, что разделяла с ним горечь от того, что никогда им не забыть друг друга.

Допив вино, Джейк поставил бокал на стол.

— Вы ведь знаете, — заговорил он, и в голосе его прозвучала необычная элегическая нота, — что я люблю вас. И всегда буду любить. Все, о чем я прошу, — признайте это — признайте меня. Хорошо?

Она кивнула и закрыла глаза. Взглянув на нее, он с изумлением обнаружил, что из-под сомкнутых век вытекают слезы и катятся по бледным щекам. Одним движением он пересек разделявшее их пространство и опустился рядом с ней на колени.

— О Стефани, — выдохнул он. Прижав к груди ее лицо, он принялся смазывать слезинки быстрыми, нежными, прохладными поцелуями, в которых не было и намека на сексуальность. Стефани доверчиво прильнула к нему.

— Стефани, — снова сказал он, чувствуя, как сжимается сердце в груди. Она открыла глаза, и он почувствовал, что буквально тонет в прозрачности ее участливого взгляда. — Вы могли бы полюбить меня? — со стоном спросил он. — Могли бы?

Она опустила глаза. Он ждал. Затем, вместо ответа, она потянулась, обняла его и поцеловала. Губы у него были замечательные, о таких только мечтать можно, крупные, плотные и жадные. Она медленно поводила по ним языком, впитывая их таинственный возбуждающий вкус. Наконец она оторвалась от него и отодвинулась.

— Я подарю тебе эту любовь — все, на что способна, — хрипло сказала она. — Как память. На прощание.

Взглянув ему прямо в глаза, она увидела, как отчаяние сменилось надеждой и разрешилось в конце концов чувственным восторгом:

— О любовь моя!

Этот приглушенный возглас тронул ее до глубины души. Дрожащими пальцами он провел по лицу ее и шее, затем сжал плечи и прижался губами. Он поцеловал ее, а ладони нервно ощупывали ее руки и спину. Его прикосновения возбуждали, она так жаждала их.

Он неловко приподнял ее и повел в спальню. Став перед нею, он принялся вглядываться, словно ребенок, которому предстоит решить трудный ребус. Он мечтательно провел руками по мягкой складке алого платья.

— Как красиво, — сказал он. — Оно не мнется?

Она покачала головой и, обняв его за талию, прижалась к нему всем телом. Он мягко отстранил ее и расстегнул молнию на спине. Сняв платье, он аккуратно повесил его на стул и снова обернулся к ней.

Под платьем на ней был лифчик из кружевного шелка мягко-розового оттенка, на фоне которого особенно явственно проступал ровный загар. Он видел ее крупную налитую грудь, соски, требовательно упершиеся в тонкую материю, плоский живот, нисходящий в бедра и густоту волос, ее длинные изящные ноги. Засмеявшись, она подняла и широко раскинула руки, чтобы было видно все тело, и кивнула. Взяв его за руки, она прижала их к себе со стоном удовлетворенного желания.

Он крепко схватил ее и, расстегнув бретельки лифчика, освободил грудь. При виде набухших сосков, крупных, коричневатого оттенка, по нему словно ток электрический пробежал, он зажал их между большим и указательным пальцами и принялся ритмически раскачивать — вверх-вниз, пока глаза ее — он заметил — не покрылись поволокою. Отстранившись, он сорвал с ее бедер тонкое белье, и теперь она стояла перед ним совсем нагая. Он наклонился, чтобы снять с нее туфли. Обнаженное, ее тело ослепляло его — он хотел и не мог на него глядеть.

— Пошли, — сказала она и, взяв его за руку, повела к постели. Но тут же остановилась. — Я хочу видеть твое тело, — прошептала она, развязывая у него пояс на халате и сдергивая его с плеч.

Глазами, руками она ощупывала его стройное тело, пробегая пальцами от шеи, через соски и ниже — к члену. Она с наслаждением ощутила, как при ее прикосновении он задрожал и налился кровью.