– О, нет. Все в Канаде. И кстати, насчет завещания…

Вилли выпрямилась.

– Не может быть! Хочешь сказать, что оно уже было прочитано и все прошло как по нотам?

– В гостиной, после возвращения с кладбища. Детей, конечно, я выпроводила в сад. Она оставила тридцать тысяч фунтов другому племяннику… – Джессика сделала паузу, – а все остальное Реймонду. Дом, обстановку и довольно много денег.

– О, дорогая, как чудесно! Реймонд пришел в восторг?

– Трудно сказать. Он заметно покраснел, закашлялся и смотрел прямо перед собой так, будто все это его не касается. Надеюсь лишь на то, что он не захочет жить в этом доме.

– Но ведь дом хорош, не так ли?

– О, с домом все в порядке. Но если мы переберемся туда, дом будет по-прежнему полон ее вещей, и я точно знаю: он ничего не позволит менять. Все эти мрачные картины – сверху донизу на каждой стене! И чудовищная, невероятно старая викторианская мебель повсюду.

Вилли хотелось возразить: «Все лучше, чем твой нынешний дом», но это прозвучало бы жестоко. Вместо этого она встала и направилась за бутылкой виски.

– По-моему, за это стоит выпить еще раз.

– Меня совсем развезет.

– Неважно, встанешь утром попозже. А у меня, кстати, тоже выдался тот еще день.

Джессика вскинула голову: Вилли и вправду выглядела усталой.

– Дорогая, что такое?

– Да просто… – «Вот он, подходящий случай, – подумала Вилли, – но я не знаю, что она подумает, и сама еще ничего не решила, и ей-то откуда знать, как быть». – Ты же знаешь. У мамы сплошные трагедии. Пытаюсь совместить столовую с классной комнатой, слуги недовольны, потому что нельзя накрывать на стол тогда, когда им хочется. И вдобавок еще эта история с Эдвардом по телефону. Совершенно не выношу телефонные ссоры. Твоего собеседника здесь нет, он может бросить трубку, когда ему заблагорассудится… – Она осеклась, задрожал голос. Джессика порывисто встала и обняла ее.

– Вилли! Что такое? Неужели Эдвард?.. – Она умолкла. Нет, делать такие ужасные предположения нельзя, надо дождаться, когда сестра признается сама.

Но Вилли, сверкнув маленькой отважной улыбкой, которая всегда бесила Джессику, просто отмахнулась:

– О, ничего особенного. Просто я сообщила, что завтра приеду в город забрать из дома кое-какие вещи, а он сказал, что поскольку вечер будет занят, мне нет смысла оставаться на ночь. Я просто смертельно устала. И ты наверняка тоже. Ты ведь проехала за рулем больше сотни миль. Вот и мне придется повторить то же самое завтра.

Распуская волосы и заплетая их на ночь, Джессика размышляла о том, что Вилли всегда была такой: сначала напрашивалась на сочувствие, но при любой попытке проявить его отступала и держалась на расстоянии. Ей казалось, что она ведет себя смело, а в действительности она унижала людей, умаляла их значимость, не давая высказать мнение о том, что действительно важно. В ней слишком много от мамы – вся эта гордыня и уверенность, что ей приходится тяжелее, чем кому бы то ни было.

Но уже в постели она подумала: если бы Реймонд нашел кого-нибудь, ей тоже было бы очень трудно признаться в этом Вилли, и она устыдилась своей критики. Он, конечно, никогда никого не найдет: он предан ей всей душой. Постель себе она постелила, придется спать на ней, но когда она уже погружалась в сонное забытье, ей в голову пришла мысль (вызвав улыбку): по крайней мере, теперь на ней будет льняное белье. Или шелковое, если я пожелаю. И Анджелу можно вывозить, как всегда и хотел Реймонд. Если светский сезон вообще состоится. Какие тривиальные мысли! Наверное, от виски. И уже в полусне: Нора получит полностью новый гардероб, когда поедет на учебу в свой пансион, Джуди – уроки верховой езды, а Кристофер – чего бы ему хотелось? Кристофер получит все, что пожелает…

Вилли, раздевшаяся очень быстро, потому что больше всего ей хотелось отключиться, впасть в забытье на ночь, заперла свою дверь, сняла вставные зубы и положила их в стакан со стерадентом, стоящий рядом с постелью (роскошь спать без них она могла себе позволить, только когда оставалась одна), выключила свет и сразу же поняла, что ей не спится и напряжение не проходит. В голове продолжал вертеться все тот же телефонный разговор и его финал. "Мне пора, дорогая, меня ждут. Господи, Вилли, ты что, не слышала, что я сказал?" А он ее слышал? Хоть кто-нибудь слушает ее? Слушает ли вообще хоть кто-нибудь и что-нибудь? Или все настолько поглощены собой, что замечают только похвалы в свой адрес? «Я – нет. Сегодня я выслушала Джессику и порадовалась за нее. Одним махом она избавилась от необходимости сводить концы с концами, перебиваться и ужиматься! Как она сказала, когда я чуть было не призналась ей? «Неужели Эдвард?..» – ручаюсь, она собиралась добавить «напился». Поистине викторианский вопрос; в некоторых отношениях она совсем как мама. Но я, конечно, никогда ей об этом не скажу. Эдвард всегда пьет, и это ровным счетом ничего не меняет: он умеет пить, как и его отец. Обязательно надо поспать, иначе завтра от меня не будет никакого толку». Она принялась мысленно перебирать списки вещей, которые хотела забрать из дома. Все школьные учебники для мисс Миллимент. Еще постельного белья, банных полотенец и так далее. Зимнюю одежду для детей: похолодать может в любую минуту, а здесь, в доме, нет отопления. Электрокамин из комнаты для гостей, и, кажется, на чердаке были еще два примуса. Она задумалась, стоит ли еще раз побывать у Боба Баллатера, но так и не надумала. Нет смысла: сейчас она уже абсолютно уверена, и если он подтвердит это, то ничем ей не поможет. Гермиона… Но если и вправду война, все так осложнится. «Возможно, я не смогу приехать в Лондон или найти достаточно правдоподобный предлог для приезда. Я в ловушке, вот что это значит. Меня загнали туда политическая обстановка, чужое мнение и брак». И ведь она не из тех людей, которым постоянно нужен секс. «Я с легкостью могла бы стать монахиней или выйти за кого-нибудь из тех несчастных, которым на прошлой войне оторвало причиндалы. И я бы нисколько не возражала. Усыновила бы кого-нибудь из тех несчастных малюток, о которых заботится Рейчел, ненужных даже их родителям». Она включила свет, нашла флакон с аспирином и проглотила две таблетки, не запивая. Рот наполнился сухой горечью, но она знала, что лекарство поможет ей уснуть.

* * *

– Мне уже пора на уроки.

– Ну ладно, тогда давай.

Полли уперлась коленом в край кровати, обняла брата и несколько раз поцеловала в пятнистое лицо.

– Еще подыши на меня немного.

Саймон открыл рот и старательно подул на нее.

– Вернее будет, если я лизну твой язык.

– Не будь таким противным.

– И вообще, если будет война, нам и ветрянка не понадобится. Мы все равно останемся здесь.

Она не ответила. Рассеянно почесавшись, он сказал:

– Тедди поступил подло, он мне больше не нравится.

– Саймон! То есть?