– Бедняжка моя! – Он накрыл рукой ее похолодевшую ладошку. – Прости меня! У меня тоже было ощущение, что я не живу, – стою на месте, а все катится мимо.

– Только ты не говори ей ничего, ведь ей хуже, чем нам. Может, ей этого хотелось. Тем более что ты был с нею близок. Зачем ты был с нею, если не любил?

– Чтобы забыть тебя. Только для этого.

– А Лену Туржанскую любил?

– Кто это?

– Девушка с синими глазами. Помнишь, зимой, в кабинете Ольги Дмитриевны?

– А! – По его посветлевшему лицу она поняла, что он мгновенно вспомнил. – Тут другое. Да я больше и не видел ее никогда.

– А если бы она полюбила тебя?

– А если бы дважды два было пять?

– И все же?

– Настя, зачем спрашивать о том, что никогда не случится? Ты здесь. – Он приложил руку к груди. – А все остальное, включая и эту Лену, там. – Он махнул рукой в пространство. – Мне не нужно чужое светило, мне нужна только девушка, что сидит напротив меня. И это навсегда.

– И что будет дальше? – Она вдруг взволновалась. Действительно, что произойдет между ними сегодня – и завтра, и послезавтра? Что у него на уме?

– Будет, как ты хочешь. Хочешь, буду тебе другом, хочешь – братом, хочешь – возлюбленным. Решай сама, я на все согласен. Все равно мы потом поженимся – ведь да?

– Конечно, – кивнула она, облегченно вздохнув. Как чудесно с ним просто дружить, разговаривать обо всем, быть вместе. И ничего не бояться. – Мы обязательно поженимся, – когда будет можно. А сейчас пойдем, а то я уже замерзла. Мороженое такое вкусное.

Снова взявшись за руки, они преодолели высокий подъем, вышли на мост и, опершись на перила, долго стояли, глядя на подернутое зеленоватой дымкой Задонье. Воздух был удивительно прозрачен и пропитан запахом молодой травы, далеко-далеко, до самого горизонта виднелись луга, водоемы и зеленевшие рощицы. Впереди была и весна и целое лето счастья.

Когда Настя чихнула третий раз, они направились домой.

– Настя, давай договоримся. – Вадим вдруг остановился и тревожно посмотрел ей в глаза. – Если мы потеряемся… знаешь, жизнь такая переменчивая, всякое может случиться. Я, конечно, не думаю, что такое случится, – но вдруг? Давай в полдень, в середине августа приходить к нашему Амуру и ждать друг друга – ну хотя бы час. Давай? Я так боюсь тебя потерять.

– Хорошо, – улыбнулась Настя. – Ты это уже предлагал, помнишь? Но как мы можем потеряться? Есть телефонная связь, есть мобильники, адреса друг друга мы тоже знаем. Есть, наконец, Интернет. Мне кажется, потеряться невозможно, – если сами не захотим.

– Не знаю, может, ты и права. Но ты обещаешь, если такое все же случится? Мне так будет легче жить.

– Конечно, обещаю. Не переживай. Никуда я от тебя не денусь.

Вадим облегченно вздохнул, и они пошли дальше. У подъезда он развернул ее к себе и с улыбкой посмотрел ей в глаза. Она засмеялась и, привстав на цыпочки, чмокнула его куда-то возле уха. А потом отвернулась и скрылась в подъезде. Он подождал, когда она выглянет в окно. Вот гардина отодвинулась, и за стеклом появилось ее красивое личико. Он послал ей воздушный поцелуй, она ответила тем же. Они еще немного поулыбались друг другу, потом она оглянулась на чей-то зов, гардина опустилась и скрыла ее. Тогда он вздохнул и медленно побрел домой.

В тот же день ближе к вечеру явилась Наталья – позаниматься физикой. Едва взглянув на Настю, подруга мгновенно все просекла.

– Добилась своего? – желчно спросила Наташка. – Заполучила его, наконец. Покрутил с одной, потом с другой, теперь и до тебя добрался. А ты сразу и растаяла. Теперь будешь с ним трахаться, как Соколова.

– Ничего подобного! – обиделась Настя. – Мы договорились просто дружить, – пока мне не стукнет восемнадцать. А тогда мы поженимся. Он меня даже не поцеловал ни разу. Я сама хотела его поцеловать в щеку, а получилось возле уха.

– Ну да, так он и будет с тобой просто дружить. Наивная! Он взрослый мужик – будет он год, а то и больше, терпеть без секса? Сломает тебя только так. Вот посмотришь. А потом – все! Покрутит и бросит, как других.

– Наташа, зачем ты так? Ты же меня знаешь. Как я сказала, так и будет.

– Ха-ха, а как это вы будете дружить? Ходить за ручку в парк и кино? В чем ваша дружба будет заключаться?

– Не знаю. Тебе не все равно? Чего ты ко мне привязалась? Пришла заниматься – давай заниматься.

– Да мне что-то расхотелось.

– Почему? Ты что, ревнуешь? Мои отношения с Вадимом тебя не касаются никаким боком. Ты для меня все равно самая близкая подруга. Сейчас самое главное поступить в институт. А все остальное потом. Договорились?

– Ладно, договорились. Действительно, чего я на тебя взъелась? Ты столько из-за него страдала. Наверно, это я из зависти. Ну, не сопи, – доставай свой знаменитый «Репетитор», будем делать физику.

Последующие дни показали, что Наташка была в чем-то права: действительно, встречи с Вадимом, практически ежедневные, сводились в основном к провожаниям Насти от института до дома, прогулкам в парке и посиделкам в кафе. Деньги у него в небольшом количестве водились: ему удалось устроиться разносчиком корреспонденции в одну фирму, там же он подрабатывал после занятий на компьютере. Иногда Вадим приходил к ней домой, но по началу долго не задерживался – особенно при родителях. Галчонок, увидев его в первый раз, так высоко подняла свои черные брови, что Вадим смутился и, поздоровавшись, быстро спустился во двор, где и дождался Настю. Настя страшно разозлилась на мать, поэтому на ее расспросы довольно резко ответила, что она уже взрослая и отчитываться ни перед кем не обязана. Мать тоже сильно обиделась и два дня с дочерью не разговаривала. А папочка, похоже, вообще не обратил внимания на Настиного приятеля – при встрече на лестнице рассеянно поздоровался и побежал по своим делам.

К себе домой Вадим ее не приглашал. Его мать давно выписали из лечебницы, но у нее часто случались приступы – тогда она вела себя неадекватно: кричала и даже билась головой о стену. Ей дали инвалидность – правда, деньги были крошечные, их едва хватало на покрытие квартирных расходов. Если бы не ежемесячные переводы от отца, Вадиму пришлось бы бросить институт и идти в армию. Он так и поступил бы, но отец категорически воспротивился этому: во-первых, сначала надо получить высшее образование, а во-вторых, не на кого оставить мать. Вести хозяйство та была совершенно не способна: за что ни бралась, все у нее валилось из рук, поэтому домашние хлопоты легли на плечи сына. Тот научился неплохо готовить, убирать квартиру, стирать, и уже совсем не тяготился этим, поскольку обладал характером незлобивым и покладистым.

Но, невзирая на внешнее отсутствие общих интересов, им вместе никогда не было скучно. Настя решала свои задачи, а он читал книгу или листал энциклопедию, но стоило ей взглянуть на него, как она тотчас же ловила ответный взгляд и улыбку. Даже молча сидеть рядом с ним было восхитительно. Насте нравилось незаметно рассматривать его лицо, когда, задумавшись над страницей, он на короткое время выпускал ее из виду. Его опущенные темные ресницы, морщинка на лбу, прищур глаз неизменно вызывали у нее ощущение радости. Но больше всего она любила его улыбку. Когда он улыбался, она испытывала полный восторг. Хотелось броситься ему на шею и целовать без остановки куда попало. Но какое-то шестое чувство ей подсказывало, что этого делать ни в коем случае нельзя, пока нельзя. И потому она с трудом удерживалась на месте, внутренне подпрыгивая от счастья.