Вот почему я осталась с Хоуком в «Красной жемчужине».

Вот почему я встретила взгляд герцога и улыбалась ему, когда сняла вуаль.

Вот почему я заговорила с Лорен в атриуме, а потом пошла на Вал. Вот поэтому я молчала, когда герцог преподавал мне уроки.

Когда я отсекла руку, а потом и голову лорда Мэзина, я разрубила цепи, носить которые никогда не было моим выбором. Просто тогда я этого не понимала. За прошлые годы и особенно за последние недели я сделала так много этих маленьких шагов. Не знаю, когда это наконец произошло, но в одном я совершенно уверена.

Хоук был не катализатором.

Он был наградой.

На удивление твердыми руками я взялась за пояс и, развязывая его, не отвела взгляда. Халат распахнулся и соскользнул с моих плеч. Я позволила ему упасть к ногам.

Хоук не спускал с меня глаз. Он смотрел на меня не мигая, и его глаза встретились с моими. Затем его взгляд начал скользить по моему телу. Света было достаточно, чтобы он мог все разглядеть. Все впадинки и округлости, все потайные местечки и все шрамы. Рваные порезы на руках и животе, шрамы на ногах, которые выглядели как раны от острых ногтей, но служили доказательством того, что я избрана богами.

Эти отметины на ногах оставлены не когтями, а клыками, разорвавшими кожу. В ту ночь меня укусили.

Но я не стала про́клятой.

Хоук не поймет правды об этих шрамах. Двое из тех, кто знал, теперь мертвы, остались только королева с королем, герцогиня и мой брат. Впервые в жизни я хотела рассказать кому-то правду об этих шрамах. Хотела рассказать Хоуку.

Но не сейчас.

Не когда его взгляд медленно возвращается к моим глазам. Не когда он смотрит на меня так, словно впитывает каждый дюйм моего тела. Я невольно задрожала, когда его взгляд наконец встретился с моим.

– Проклятье, ты так прекрасна, – хрипло прошептал он. – И это так неожиданно.

Он бросился ко мне с той стремительностью, которая заставляла меня удивляться, что он не Вознесшийся. В одно мгновение я оказалась в его объятиях, а его губы прижались к моим. Не было ничего медленного и сладкого в том, как он меня целовал. Меня словно проглатывали, и я хотела этого. Я поцеловала его в ответ, крепко прижимаясь к нему, и как только его язык прикоснулся к моему, он отстранился.

Дальше все происходило так быстро, что все сливалось в размытые полосы. Не без моей помощи с него слетела туника, потом сапоги и наконец штаны. Я задрожала, впервые взглянув на него.

Он… прекрасен.

Золотистая кожа и поджарое мускулистое тело. Грудь и живот вылеплены годами тренировок и безошибочно указывали на силу и мощь. Кроме того, жизнь оставила на нем отметины: небольшие рубцы и длинные шрамы. Он боец, как и я, и теперь я в самом деле увидела то, что боялась замечать раньше. На его теле тоже записано все, что он пережил, а глубокий красноватый шрам в верхней части бедра служил свидетельством того, что у Хоука, наверное, бывают собственные кошмары. Шрам походил на своего рода клеймо, словно в кожу вдавили что-то раскаленное и причиняющее боль.

– Этот шрам на бедре, – спросила я, – откуда он?

– Заработал много лет назад, когда был достаточно глуп, чтобы попасться, – ответил он.

Иногда он говорит так странно, будто прожил на десятки лет больше, чем, я уверена, ему исполнилось. Я знала, что порой год может показаться целой жизнью. Я перевела взгляд выше и вытаращила глаза.

О боги!

Я прикусила губу, зная, что, наверное, не следует так пялиться. Это неприлично. Но я все равно не отводила взгляда.

– Если ты будешь так на меня смотреть, все закончится, даже не начавшись.

У меня запылали щеки, и я отвернулась.

– Я… ты совершенство.

На его лице появилось напряженное выражение.

– Нет, я не совершенство. Ты заслуживаешь кого-то совершенного, но я слишком большой негодяй, чтобы отдать тебя кому-либо.

Я покачала головой, не понимая, как он может не видеть, чего он заслуживает.

– Я не согласна с тем, что ты сейчас сказал.

– Да ладно, – ответил он и обвил меня рукой.

Через мгновение я очутилась на кровати, а он – на мне, жесткие волосы на его ногах терлись о мои ноги самым удивительным и приятным образом. Но от ощущения его веса на моем бедре я нервно сглотнула и вспомнила о возможности очень реальных последствий.

– Ты?..

– Предохраняюсь? – Очевидно, он думал в том же направлении, что и я. – Я ежемесячно принимаю снадобье.

Он говорил о траве, от которой как мужчины, так и женщины на время становились бесплодными. Ее можно пить или жевать, и я слышала, что на вкус это как прокисшее молоко.

– А ты скорее всего нет, – добавил он.

Я фыркнула.

– Это было бы скандалом, – заметил он, проводя ладонью по моей руке.

– Да. – Я усмехнулась. – Но это…

Он встретился со мной взглядом.

– Это все меняет.

Да, это все меняло.

В самом деле меняло.

И я была к этому готова.

Хоук поцеловал меня, и я перестала думать о чем-то, кроме его губ, которые действовали так опьяняюще. Мы целовались, пока мое сердце не начало колотиться, а кожа – гудеть от удовольствия. И только потом, когда я стала задыхаться, он принялся исследовать мое тело.

Его пальцы прошлись по каждому дюйму, а потом его рука оказалась между моих бедер. Я вскрикнула. То, что он делал пальцами поверх моих штанов, не шло ни в какое сравнение с соприкосновением голой кожи.

Хоук повторил губами и языком огненный путь, который проложили его руки. Он останавливался на особенно чувствительных участках, и я исторгала такие звуки, что невольно задумалась, достаточно ли толстые здесь стены. Затем он задержался на шрамах на животе, целуя их и восторгаясь ими, пока я не уверилась, что он ничуть не находит их уродливыми или неприятными.

Но потом он двинулся ниже, дальше пупка.

Мое сердце замерло, когда я ощутила его дыхание там, где у меня так неистово ныло. Я открыла глаза и обнаружила, что Хоук пристроился между моих ног и смотрит на меня своими золотистыми глазами.

– Хоук, – прошептала я.

Уголок его губ изогнулся в коварной усмешке.

– Помнишь первую страницу дневника мисс Уиллы?

– Да.

Я никогда не забуду эту первую страницу.

Тогда, не отрывая взгляда от моего, он опустил рот.

При первом прикосновении его губ моя спина выгнулась, а когда он провел языком, я вцепилась в простыни. Я решила, что у меня остановится сердце… и, наверное, оно уже остановилось. Водоворот ощущений казался немыслимым. Это было почти чересчур, и я не могла лежать неподвижно. Я подняла бедра, а его одобрительное рычание было почти так же приятно, как и то, что он делал.