Вполне вероятно, что вражеский флот мог отправиться и к Владивостоку или Гензану, чтобы, воспользовавшись, как и мы, безнадзорностью в прибрежных водах, попытаться снова провести бомбардировку или даже высадку войск. Но это могли быть только демонстративные, набеговые акции, осуществляемые, так сказать, «по пути». Наиболее вероятным все же признавалось скорейшее выдвижение главных сил японского флота на юг, для защиты своих избиваемых жизненно важных коммуникаций. Поэтому ожидалось появление первых отрядов в цусимских проливах уже завтра к полудню, а возможно и немного ранее.

Наш флот в данный момент был небоеспособен. Но это не было следствием полученных боевых повреждений или истощением артиллерийских запасов. В гораздо большей степени к этому привело интенсивное использование собственной артиллерии, довольно дальние переходы, порой в штормовую погоду, с работой машин на полной мощности в течение продолжительного времени, что просто выбрало ресурс «железа» почти без остатка.

Теперь, даже если удастся благополучно добраться до своей главной базы – Владивостока с его заводом и доком, – в ближайшее время из главных сил в море выйти не сможет никто. Это, несомненно, вызовет бурю негодования в столице, однако подставлять корабли без снарядов с «сыплющимися» машинами и котлами и прочей механикой на убой противнику Рожественский категорически не собирался. Он считал, что все что мог, и даже намного больше, флот уже сделал. Сейчас свое слово должны сказать дипломаты.

На Цусиме наместника дожидался мичман Ростамович, прибывший на угольщике «Неджед», прорвавшем блокаду, воспользовавшись дождливой и штормовой погодой, несколько дней назад с секретной почтой. Этот штабной офицер был командирован в Шанхай с поручениями для генерал-майора Дессино, а потом далее в Сайгон к светлейшему князю Ливену еще в мае, сразу после прихода эскадры. Доставив документы, по распоряжению штаба мичман остался в Шанхае в качестве консультанта по морским делам при консульстве.

Встретившись с наместником, он сообщил, что прибыл по поручению действительного статского советника Павлова для принятия одного важного решения. Оказалось, что еще при приближении эскадры к дальневосточным водам им была задумана операция по разрыву телеграфного сообщения между Формозой и Японией. Для этого рискованного дела даже подыскали исполнителей, одним из которых являлся датский инженер Нильсен, сотрудник телеграфной компании. Он вызвался за вознаграждение в 12 000 фунтов перерезать кабели.

О планируемой акции, по заверениям Павлова – в строжайшем секрете, был проинформирован даже министр иностранных дел Ламсдорф, не высказавший возражений. Для дела приобрели пароход «Эльдорадо», но провернуть акцию до прихода эскадры не успели. Как выразился Ростамович, слишком долго решали, кому за это отвечать. Бывший тогда главнокомандующим, Линевич, одобрявший акцию с начала, узнав, что о ней проинформированы даже на «Певческом мосту», отказался отдать прямое распоряжение, считая этот вопрос больше не в своей компетенции. В ведомстве Ламсдорфа также ушли от ответа[18].

Тем временем этот самый Нильсен начал шантажировать разглашением планов и даже попытался умыкнуть пароход, в качестве залога. Он требовал даже в случае отмены сделки выплаты 10 000 фунтов. Договор был составлен так, что он имел на это право. Пароход с трудом удалось вернуть в Шанхай еще в июне, из соображений секретности сразу перегнав его во Владивосток, а заставить датчанина отказаться от денег или уменьшить сумму – нет.

Штабных офицеров смутил подбор исполнителя для столь щекотливого дела. Но из дальнейшего рассказа Ростамовича стало ясно, что это не единственный авантюрист в окружении нашего бывшего посланника в Корее. По собранным генерал-майором Дессино сведениям, не менее подозрительными личностями являются и поставщики провианта. В частности, некий Циммерман. Вызывают недоумение и некоторые сделки, выгода которых для казны весьма сомнительна[19]. Краткий отчет по этому делу Дессино отправил с Ростамовичем.

Тем не менее, по мнению того же Дессино, благодаря приобретенным связям и определенной известности, Павлов справляется со своими обязанностями, учитывая весьма непростые условия работы в Шанхае, еще более усугубившиеся в последнее время в связи с резко усилившейся антироссийской пропагандой. Рейсы джонок с провизией и припасами и прорыв парохода «Кинг Артур» в осажденный Порт-Артур в последние дни его блокады это подтверждают.

Нелестным образом высказывался о Павлове и светлейший князь Ливен. В своей докладной записке он обращал внимание на подбор судов для ведения разведки в интересах второй эскадры. В частности, отправленный в воды Батавии пароход «Шахзада», специально для этого приобретенный, после восьмидневного плавания был вынужден встать на ремонт в доке Сингапура из-за неисправности котлов. Когда он прибыл в Сайгон еще 5 мая, Ливен, осмотрев его, пришел к выводу об изрядной запущенности всего судна. Имеются также сведения о ремонте еще одного разведчика уже в порту Рангуна, где с конца мая, после двухнедельного мытарства в море чинит котлы едва добравшийся туда пароход «Клив». В Сайгон приходил и зафрахтованный Павловым для разведывательных целей пароход «Леди Митчелл», на который сначала было получено его распоряжение грузить припасы для Николаевска-на-Амуре, потом его отменили, потом снова приказано грузить, а в конце концов, срочно отправить в Шанхай, так как выходил срок фрахта.