– обратилась к нему Хеледика по-ларвезийски. – Бывший капитан Начелдон, заочно разжалованный за предательство и сговор с врагами.

Сердце на миг сбилось с ритма, когда она назвала эту сомнительную личность по имени. Капитану Начелдону что-то известно о заснеженной тропе. Кто-то однажды об этом сказал... Но кто и когда, Хантре никак не мог вспомнить, да и не важно, потому что в Сонхи он дома, вдобавок не до того сейчас.

– Я, милая барышня, отставной капитан, и в отставку вышел давненько, после того как честно отслужил в колониях, – отозвался тот, кого изобличили, тоже на чистейшем ларвезийском. – В чем меня обвиняют, пусть сначала докажут.

– Обвиняют вас в том, что сейчас вы служите вурване Лорме, и доказательства у Ложи есть.

– Да что вы говорите, милая барышня, про Накопители-то небось знаете правду? Не судите других, не поглядевши на тех, кому служите сами. Тоже ведь продались с потрохами за шкурную выгоду.

– На государственной службе люди разные, есть хорошие, есть недостойные, я видела тех и других. Но вы-то на побегушках у кровопийцы, которая только и делает, что убивает людей, и при этом старается причинить им побольше страданий. Милый разжалованный капитан.

Последние слова Хеледика произнесла в точности с той же интонацией, с какой Начелдон называл ее «милой барышней». Мужчине это не понравилось, его взгляд потяжелел – словно сейчас пустит в ходу кулаки. Однако же он ничего больше не сказал и не двинулся с места.

Руджадил заметно нервничал, выглядел недовольным, на его набрякшем лице читалось «эх, зря вы меня в это втравили». Должно быть, ему наобещали, что все пройдет как по маслу, а потом щедро заплатят, но на деле получилось не так, как сулили заказчики.

Чирван переминался с ноги на ногу, дыхание сбилось, на лбу капли пота, но это не мешало ему с вожделением смотреть на Хеледику.

«Этот скоро умрет, – мелькнуло внезапной вспышкой. – И… и кажется, убью его я».

От этой мысли Хантре прошило коротким ознобом: как будто он не просто убьет, а сделает что-то запретное.

Самой невозмутимой в этой компании была стекольная ведьма Ламенга Эрзевальд. Грубоватое лицо тертой жизнью авантюристки затенено полями шляпы, мочки ушей оттягивают серьги – грозди красных бусин. Ей дает силу цветное стекло – желтое, красное, зеленое, коричневое, и она запаслась им с лихвой: лента на шляпе усыпана стразами, куфла и штаны расшиты стеклярусом, наверняка есть и в потайных карманах. Этого достаточно, чтобы она могла схлестнуться в поединке с сильным магом. А он сейчас не настолько силен, как до нангерских приключений. Зато с ним песчаная ведьма.

– Сударь, отдайте нам эту девушку, – голос Ламенги звучал миролюбиво и рассудительно. – Жениться не захотели, так зачем она вам?

– Доставлю ее туда, где ей окажут помощь.

– Мы сами о ней позаботимся. А ежели хотите ее забрать, женитесь, как вам раньше было предложено.

– Зачем?

– Что вам за интерес до чужих житейских дел? Попросили вас выручить деревню, вы не захотели – что ж, всяк сам себе хозяин. Разойдемся в разные стороны, только девушку отдайте, а то нехорошо получается.

– Так она тоже себе хозяйка. Сейчас она зачарована, и мы собираемся решить эту проблему, – он сумел произнести это ровным голосом, несмотря на проходящие по хребту волны дрожи.

– Сударь, мы в Суринани, в этих краях которые невольники, те себе не хозяева. Езжайте в просвещенную страну и там об этих материях толкуйте, а здесь вас не поймут. Для них дурная собой девушка – грошовый товар, и ничего не попишешь.

– А если она грошовый товар, что вы так распереживались? – вмешалась Хеледика. – Давайте, мы за нее заплатим, и вы от нас отвяжетесь. Сколько там грошей вы потратили?

Эдмар еще до Шибевата передал им через кладовку денег. Но если бы все решалось так просто…

– Мы сами готовы вам заплатить, – с напором, как рыночная торговка, возразила стекольная ведьма. – Нам лишь бы уладить это дельце полюбовно да разойтись, нет же вы уперлись… Какая сумма отступного вас устроит? Чирван, доставай кошель.

Чирван шагнул вперед косолапо и нетвердо, словно у него колени тряслись, и сунул руку в висевшую через плечо сумку с истрепанной бахромой.

Уловив опасность – не оттуда, откуда ждал – Хантре успел выставить магический щит, и тут стекляшки на шляпе Ламенги все разом сверкнули, да так, что его буквально ослепило.

Щит прорвало насквозь, и в следующий момент он истаял. Или, скорее, полыхнул и сгорел в мгновение ока. Рядом вскрикнула Хеледика.

Перед глазами плавали цветные круги, Риии уцепилась крохотными коготками за правую лопатку и как будто пыталась что-то ему сказать… Ага, понял: это пламя ей неподвластно.

– Они использовали огонь Анхады, – с холодной яростью бросила песчаная ведьма. – Мой песок пропал. Надеетесь, это сойдет вам с рук?

– Не всегда же, милая барышня, на вашей улице музыка да гульба, – с торжеством отозвался капитан Начелдон.

Плохо. Олосохарский песок уничтожен пламенем, добытым из огненной реки Нижнего мира, а без него песчаная ведьма за пределами великой пустыни колдовать не может. Сейчас она обыкновенная девушка без магических способностей, и если раньше они вдвоем защищали Омлахарисият, то теперь он должен в одиночку защитить двоих.

Несмотря на резь в глазах, Хантре сумел кое-что разглядеть. На земле валялся небольшой глиняный сосуд с треснувшим горлышком – видимо, его-то и достал из сумки Чирван, сорвал печать, швырнул в Хеледику. Та стояла рядом с Омлахарисият, и песок под стельками второй пары обуви тоже выгорел, превратился в стеклянистое крошево. Подвластно ли это крошево стекольной ведьме? Если оттенок желтоватый, то подвластно.

Пламень Анхады почти не оставляет ожогов, зато магию изводит без остатка. Те материальные предметы, которые содержали в себе что-либо волшебное, тоже могут частично пострадать.

Зрение кое-как сфокусировалось, и он увидел, что одежда обеих девушек превратилась в лохмотья, парусиновые ботинки тоже в плачевном состоянии. Капитан Начелдон глядел на них со злорадной ухмылкой, Руджадил – с явным облегчением: все ж таки сила на стороне его нанимателей. Чирван жадно уставился на Хеледику, разве что руки к ней не тянул.

– Сами видите, сударь, не выиграть вам эту партию, – Ламенга говорила сдержанным тоном, как будто давая понять, что совсем уж рассориться она не желает (а то мало ли, как в дальнейшем все повернется). – Омлахарисият мы заберем.

Она не только ослепила