– Я на секундочку, – сказала Лидия, пока Шакал запихивал в рюкзак камуфляжную простыню. – Мне нужно его увидеть.

– Погоди, – ответил койот.

Он наклонился к тому месту, где спал Лоренсо. Там были его шорты, футболка и кроссовки. Пошарив в карманах, Шакал выудил черный тряпичный кошелек с изображением героев из «Майнкрафта». Раздался хруст липкой застежки, но никакого удостоверения внутри не было. Он надеялся оставить с Лоренсо паспорт или еще что-то, в качестве посмертного одолжения – единственного из всех, что Шакал мог себе позволить. Тем не менее была надежда, что кто-то опознает кошелек: он останется лежать рядом с костями даже после того, как – благодаря падальщикам и разложению – с них исчезнут кожа и плоть. В пустыне тела пропадают с невероятной скоростью. Полезно оставлять при выбеленном скелете какую-то личную вещь. Койот протянул Лидии кошелек:

– Положи это рядом.

Когда Шакал вернулся к сборам, в одной из дорогих кроссовок Лоренсо Лидия заметила его мобильник. Подняла. За ней наблюдал Лука, но теперь он был с Ребекой и вел себя спокойно. Лидия кивнула сыну и вылезла из пещеры туда, где в грязи покоилось по-прежнему теплое тело Лоренсо. Казалось неправильным, что она видела его таким. Не только мертвым, но еще и без одежды. Босоногим и уязвимым. Он лежал с открытыми глазами, и Лидия подумала было их закрыть, но потом решила, что ничего ему не должна. Ей не хотелось к нему прикасаться, поэтому она лишь легонько ткнула его голую подошву мыском. Та вздрогнула и снова застыла. Он и правда умер. Но Лидия ничего не чувствовала. Встала так, чтобы своей тенью прикрыть его лицо, и прочитала молитву «Аве Мария». Попыталась произнести Фатимскую молитву.

О милосердный Иисус, прости нам наши грехи, избавь от огня адского и приведи все наши души на небеса, а в особенности те, что больше других нуждаются в Твоем милосердии. Аминь.

Этого было мало.

Но молилась Лидия не за Лоренсо. Она так сильно сжала губы, что прикусила зубами собственную плоть. Она просила у Бога милости и молилась за себя. За все, что потеряла. За все свои ошибки. За то, что никогда не сможет извиниться перед Себастьяном. За то, что была не права насчет Хавьера. За то, что ошиблась. За то, что выжила, когда все остальные погибли. За то, что ничего не чувствовала. За своего сына и за его искалеченную жизнь.

Вдруг где-то скрипнула ветка розового дерева, и ветер легонько взъерошил Лидии волосы. Она опустилась на корточки рядом с Лоренсо, и в ту же секунду в ней колыхнулось пронзительное воспоминание: в такой же позе она сидела на заднем дворе бабушки. Сначала вспомнили ее плечи, потом – все тело. Она почувствовала болезненную нежность, увидела перед глазами полумесяцы розовых ногтей Себастьяна. В ее жизни была любовь. Была любовь. Когда-то у нее была семья, а теперь никого не осталось. В голове у Лидии вспыхнул образ: тела любимых людей, распластавшиеся на земле в нелепых позах. Белое платье Йенифер – с красным пятном. Ее прекрасные волосы. Ножки Адриана, а рядом – его футбольный мяч.

Мама.

Вот оно, горе. Бьющий ключом источник, чистый и бездонный – под тем самым синяком. Доказательство ее человечности. Но теперь его нужно было спрятать. Пока что Лидии нельзя было из него пить. Она представила себе глубокую дыру посреди пустыни, а на дне – всю свою боль. Представила себе, как засыпает ее землей и прижимает сверху грязными руками. Она спрятала тряпичный кошелек с героями «Майнкрафта» под тонкой вытянутой рукой. Наконец-то Лидия разглядела – под нагой грудью, под изгибом плеч, – что скрывала эта оболочка. Он был всего лишь мальчиком. Поднявшись, она вновь окинула взглядом останки. Вот он, тот самый момент.

Момент, в который Лидия пересекла границу. На входе в какую-то пещеру, где-то в горах Тумакакори, она скинула с себя ядовитую кожу, впитавшую все, что с ней случилось. Надорвав ее на зудящей макушке, она стала тянуть и извиваться, пока кожа не упала на землю. Она ее выдохнула. Выплюнула в грязь. Хавьер. Марта. Все. Вся ее жизнь до этого момента. Каждый человек, которого она любила и потеряла. Безмерное сожаление. Все это останется там.

В ногах у нее лежал Лоренсо.

Она отвернулась.

Сказала вслух: «Я тебя прощаю».

Уже собравшись уходить, Лидия вдруг вспомнила про мобильник. Наклонилась, чтобы оставить его где-нибудь на видном месте. Вытянула руку и увидела в своей ладони эту безобидную вещицу из черного пластика и сверкающего металла. Сомкнула пальцы и снова распрямилась. Нажала на нужную кнопку, благо у самой был похожий телефон, только попроще и постарее. В тот момент он лежал без сим-карты, завернутый в носок на дне ее рюкзака. Никто не мог ее отследить. Но как насчет Лоренсо? Неужели он никогда не задумывался, что мобильный сигнал, пойманный радиовышками, может передавать его точные координаты? Его телефон ожил, и на нем не было ни пароля, ни замка – сразу загорелся экран; Лидии пришлось прикрыть его рукой, чтобы не отсвечивал на солнце. Подойдя к розовому дереву, она спряталась в тени. Во входящих обнаружилось семь сообщений. Все непрочитанные. Палец Лидии застыл в нерешительности. Задрав голову, она осмотрелась по сторонам, глянула через плечо. Богом забытое место. Вокруг – ни души. Чего она боялась? Дотронувшись до экрана, она вызвала список сообщений. В графе отправителя значился некий «Л.Л.». Мужчина. Прильнув к телефону, она мгновенно впитала всю информацию. Проглотила все семь сообщений, и сразу поняла.

Эл Эл.

Л.Л.

Ла-Лечуса.

У нее скрутило живот. Хавьер за ней следил. На протяжении девятнадцати дней. 1626 миль.

Всего несколько секунд назад Лидия отпраздновала собственное освобождение. Свободу от него и от постоянного страха, что он когда-нибудь за ней придет. Нет, им было не по пути. Нет.

– Нет! – повторила вслух она.

Ей хотелось разбить телефон о землю. Пнуть Лоренсо под мертвые ребра – за его предательство, коварство, подлую натуру. Ей хотелось размозжить его голову о камень, убить его снова, но боже мой. Все это не поможет. Не существовало такого действия, которое смогло бы погасить в ней эту внезапную вспышку жестокости. Не существовало волшебного ругательства, способного облегчить ей жажду насилия. Она превратилась в торнадо. В извержение вулкана. В ураган.

Она перечитала сообщения. Прокрутила экран до самого низа. До Гвадалахары. Все случилось одиннадцать дней назад. Лоренсо продал их с потрохами: объявил о своем разрыве с «Лос-Хардинерос», а в качестве подарка на прощание предложил хефе кое-какую информацию. Отправил ему фотографию Лидии, сделанную в профиль тайком. Она сидела в обнимку с Лукой на крыше Зверя и смотрела, прищурившись на солнце, куда-то вдаль. В подписи к фото говорилось: «Tus amigos están en Guadalajara, Patrón»[130].

Сообщение настигло Хавьера в Барселоне, в кабинете судмедэксперта; жена отчитала его за то, что он отвлекается на телефонные разговоры именно в тот момент, когда они должны опознавать тело Марты и заполнять бумаги, необходимые, чтобы потом отвезти его домой. Никогда прежде он не испытывал к жене такого отвращения и даже не стал тратить силы на ответ. Лишь взглянул на нее с легким презрением и вновь переключил внимание на экран.