состав этого посольства были назначены виднейшие сановники: боярин князь Я. Ф. Долгорукий, окольничий князь Ф. И. Шаховской и думный дьяк Любим Домнин. Так как на сборы этого торжественного посольства должно было уйти значительное время, то решено было предварительно «для обвещения» о назначении великих послов отправить в Швецию ближнего стольника князя Андрея Хилкова, который должен был оставаться в Стокгольме в качестве постоянного уполномоченного резидента. Отправление князя Хилкова совершилось очень быстро. Указ о его назначении состоялся в Воронеже 17 апреля, а 21 апреля этот указ был объявлен ему в Москве дьяком Посольского приказа «на ученье солдатского строю», которое производилось стольникам на Старом Денежном дворе, так что князь Хилков, очевидно, был застигнут этим объявлением врасплох. 9 мая он уже выехал из Москвы в путь, везя грамоту королю Карлу XII, датированную 24 апреля[581]. Раз в Швецию отправлялось Великое посольство для подтверждения старого мирного договора, раз туда ехал постоянный резидент, шведы могли быть совершенно спокойны. Они совершенно спокойны и были. До чего продолжала удаваться Петру его дипломатическая игра, начатая приемом шведского посольства в Москве, видно из того блаженного неведения, в котором пребывал относительно намерений царя шведский резидент в Москве Томас Книппер, который всю весну 1701 г. самым дружественным образом переписывался с Ф. А. Головиным. В письмах к нему он благодарил боярина за уведомление о назначении Великого посольства и, выразив радость, что послом назначен князь Я. Ф. Долгорукий, человек «изрядный, разумный и прежде сего бывший в таком же чину у высоких потентатов с похвалой», сообщал полученные им вести о действиях саксонских войск против Риги и обещал немедленно представить царю корабельные чертежи, как только их получит[582].

А между тем усиленным темпом идут остающиеся незаметными для шведских глаз военные приготовления и передвижения войск, очень занимающие Петра в Воронеже и составляющие один из главнейших предметов его переписки. Новгород и Псков намечаются как базы для предстоящих военных операций, и Петр предписывает Ф. А. Головину послать в эти города грамоты о готовности к войне, причем скрыть, против какого неприятеля будет война, обмануть на время новгородского и псковского воевод, написать, будто пришла весть из Константинополя от Украинцева, что турки не склонны к миру и будет с ними война[583]. К псковскому воеводе И. И. Головину Федор Алексеевич Головин, кроме официальной грамоты, должен написать еще от себя по родству, побуждая его быть рачительным в военном деле, особенно относительно артиллерии: «Такъже къ Iвану отпиши отъ себя, бутто для сьросьтва остерегая ево, чьтобъ наiпаче осмотрелъ i упъравълялъ воiнское дѣло [а паче пушьки], для того что вѣдаешь, какъ то надобно»[584]. «Полки сводить начали… — доносит ему Головин, — и когда сведены будут, куды, мой государь, их изволишь послати на становища, чтоб о сем немедленно восприятии ответ. И к Олонцу посылать ли их?»[585] — «Полки, — пишет ему Петр 2 марта, — буде чаешь лутче, постаѳь по городамъ къ той (шведской) съторонѣ». В том же письме к Ф. А. Головину от 2 марта Петр вскрывает возникший и созревавший у него план будущих военных действий. Царь предписывает ему послать Василия Корч-мина, офицера, получившего за границей инженерное образование, сначала в Нарву, будто для покупки пушек, а затем под каким-либо предлогом в Орешек, на самом же деле для того, чтобы высмотреть эти шведские крепости и их окрестности. Корчмин кажется ему человеком подходящим, способным выполнить поручение и сохранить тайну. Надо позаботиться, чтобы о посылке ничего не узнал Книппер, иначе догадается, раз посылают ученого инженера. «Пришьло мънѣ на мысль, — пишет Петр, — съказывалъ мънѣ Брантъ, чьто есть в Ругодевѣ пушьки продажныя карабельныя въ 12, въ 18 i въ 6 ѳунтоѳъ ядромъ, i съ нимъ говорилъ, чьтобъ купить. I нынѣ для тѣхъ пушекъ пошьли ты Карчьмина, чьтобъ он iхъ пробовалъ i купилъ нѣсъколко; а межъ тѣмъ накажи ему, чьтобъ присмотрелъ города и мѣсъта къругомъ; такъже, естли возможъно ему дѣла сыскать, чьтобъ побывалъ i в Орѣшекъ; а буде въ него нельзя, хоть возле ево. А мѣсъто тутъ зело нужно: протокъ iзъ Ладоского озера въ море [посмотри въ картахъ], i зело нужъно ради задержанiя выручъки; а детина, кажетца, не глупъ i секъретъ можетъ сънесть. Зело нужно, чьтобъ Къниперъ тово не вѣдалъ, потому чьто он знаетъ, чьто он ученъ»[586].

Нарва открывала дорогу к желанному морю. Орешек важен в двух отношениях: во-первых, от него идет проток из Ладожского озера к морю — недаром Петр впоследствии и назовет его ключом к морю; во-вторых, овладение этим укрепленным пунктом воспрепятствует шведам посылать войска на выручку Риги через Финляндию, о чем хлопотал Август II, стараясь направить военные силы Петра на Ингерманландию и Карелию. Таким образом, у Петра уже ранней весной 1700 г. намечены те два пункта — Нарва и Орешек (Нотебург), которые подвергнутся первым русским ударам в начале Северной войны. Перед ним в Воронеже развернута карта северных пограничных местностей; план действий уже намечен, и он только ждет условленного момента, чтобы начать движение. По договору с Августом II он должен был начать военные действия против шведов не позже апреля 1700 г., когда он надеялся на благополучный исход мирных переговоров с Турцией. 11 апреля он шлет А. М. Головину приказание сказать полкам о готовности к службе, и этот приказ был объявлен полкам 16 апреля — накануне решения отправить посольство в Швецию[587].

Однако надежды на заключение мира к апрелю были тщетны, несмотря на новые шаги, сделанные навстречу туркам. Еще в конце 1699 г. в Константинополь был отправлен сержант Преображенского полка Жерлов с инструкциями Украинцеву об уступках, на которые Петр готов был идти, лишь бы добиться заключения мира. Царь соглашался на разорение днепровских крепостей, из-за которых не состоялось заключение мира на Карловицком конгрессе, причем разорение должно было произойти через 6 или 7 лет после заключения мира; если же турки станут требовать немедленного разорения, Украинцеву предписывалось согласиться и на это, так чтобы ни та ни другая сторона не имели крепостей на нижнем течении Днепра[588]. В феврале 1700 г., перед самым отъездом царя в Воронеж, Украинцеву посланы были новые инструкции с дальнейшими уступками. Сохранилось собственноручное письмо или, вернее, проект письма Петра к Украинцеву с обозначением этих уступок: царь соглашается передать городки туркам, притом без разорения. Разорена должна быть только русская «прибавочная работа», т. е. те последние дополнения и усовершенствования в крепостных постройках, которые были сделаны русскими после овладения крепостями. Сооружения же, возведенные в свое время турками, а отчасти и нами, могут быть отданы в неприкосновенном виде. «Емельян Игнатьевичь, здравствуй, — писал ему Петр, —