– Обычно я делаю местную анестезию, но все запасы уйдут на Джонатана. Тебе хватит смелости?

Лили хихикнула, но получилось кваканье. Она была смелой много-много часов назад. Где она сейчас, она не знала, бродя по неизведанной территории. Лили заскрежетала зубами, готовясь, пытаясь думать о чем-нибудь другом.

– Почему вы убили ассистента?

– Солтера? Ты же знаешь таких людей, Лили. Он один из тех, которые могут придумать предлог почти для всего, что сотворили. Солтер думал, что одним добрым делом перечеркнет все ужасы, которые он творил на протяжении всей своей жизни.

– Не перечеркнет? – Лили зажмурилась, когда что-то тонкое и холодное проткнуло кожу на лопатке. Она не знала, почему они ее спасли. Позволят ли пойти вместе с ними в Лучший мир? Она даже одного доброго дела не сделала, по большому счету. Болело сильно, но она сжала губы. Что, если даже один маленький неверный шаг изменит счет?.

– Зависит от поступка и от жизни. В данном случае – нет. Солтер почти двадцать лет был правой рукой Лангера.

Майор Лангер, поняла Лили. Главный следователь. Бухгалтер.

– Пока блокпостов нет, – заметила Дориан, глядя строго перед собой. – Это что-то. Но много огня.

– Паркер, – пренебрежительно ответил Тир. – Это сборище обожает пошуметь.

Острый инструмент ковырялся в плече Лили. Она не смогла удержать тихий стон, вырвавшийся из горла.

– Еще чуть-чуть, Лили. – Зашипел аэрозольный баллончик, и по ее плечу распространился обжигающий холод. – Слава богу, Паркер и его команда никогда не знали, что еще у нас было. Но я бы поставил сотню фунтов на то, что большую часть Восточного побережья охватит огонь еще до рассвета.

– Почему? – выдохнула Лили, когда еще одно острие вонзилось в мышцу плеча. – Почему вы позволили ему это сделать?

Тир хмыкнул.

– Замри, Лили. Тут хитрая штуковина. – Лили подумала, что он проигнорировал ее вопрос, но мгновение спустя он ответил: – Эта страна больна. Счастливчики веселятся на могилах голодных, больных, угнетаемых. Закон позволяет не считаться с обездоленными. Это историческая болезнь, и существует лишь одно лекарство. Но я не буду лгать вам, Лили: нам нужен отвлекающий маневр. – Тир на мгновение оставил ее плечо, и раздался звон металла. – Чертова штуковина засела глубоко в мышце. Неумелый врач… наверное, было дико больно, когда ее вживляли.

Лили удивленно моргнула, осознав, что не помнит, как ей вживляли бирку. Она знала, что это произошло когда-то в детстве, но теперь ярлык казался чем-то, что было всегда, естественной частью ее тела. Она научилась быть меченой, как и все остальные научились жить под постоянным наблюдением, не говоря о тех, кто исчезал навсегда.

Историческая болезнь.

– Зачем вы меня вытащили?

– Билет в Лучший мир не дают бесплатно, Лили. Я испытываю своих людей. Так держать, Дори.

– Сэр.

Лили почувствовала последний глубокий укол в мышцу и застонала сквозь стиснутые зубы. Еще один холодный рывок, и ярлык, наконец, поддался. Тир продемонстрировал его Лили: крошечный кусочек металла, настолько маленький, что уместился бы на ногте мизинца. Лили удивленно протянула руку, и Тир опустил ярлык ей на ладонь.

– Вот это контролирует всю твою жизнь, Лили. Сделай нам всем одолжение и выкинь его в окно.

Еще секунду поизучав крошечный металлический эллипс, Лили опустила окно и швырнула ярлык в ночь.

– Чувствуете себя лучше, миссис Эм?

Она обернулась и посмотрела на Джонатана, не обращая внимания на сильнейшую боль в плече. Он улыбался, но под темной кожей его лицо было бледным, и вся его манишка блестела от крови.

– Мне так жаль.

Джонатан махнул рукой.

– Я буду в порядке.

Но Лили понимала, что это не так. Снова извиняться казалось до смешного глупым, поэтому она не стала повторять, а только смотрела через лобовое стекло, ненавидя себя. Ночной пейзаж расцвел огнем от горизонта до горизонта, многие города горели за стенами. Изменилось еще что-то, но пока они не выбрались на шоссе, направляясь на юг, Лили не могла понять разницу. Она не видела ни одного фонаря с тех пор, как они покинули комплекс Безопасности.

– Вы выключили электричество.

– До последней ячейки, – подтвердил Тир, роясь в своей медицинской сумке. – И оно больше не вернется. Восток во тьме от Нью-Гемпшира до Вирджинии. Как там у нас со временем, Дори?

– Опережаем график на десять минут.

– Держись общественных дорог. Если повезет, люди Паркера будут искать крупную дичь на частных. – Тир принялся бинтовать руку Лили, накладывая какую-то мазь. Щипало, но Лили едва это заметила: слишком увлеклась, глядя в окно, в глазах плясало оранжевое пламя.

«Карнавал», – подумала она. Она не хотела представлять, что происходит в мире за пределами их автомобиля. Все, кого она знала, жили за стеной: ее мама, друзья… Лили вдруг почувствовала, что осталась на плаву, сидя на куче трупов, и это чувство вины останется с ней, с ними всеми, даже с Тиром, отравляя все, чего ни коснется… отравляя Лучший мир.

«Никто не сбежит», – мрачно осознала Лили, потом закрыла глаза, морщась от звуков, доносившихся с заднего сиденья, где Тир занялся Джонатаном.

«Никто из нас не чист».

* * *

Келси проснулась и обнаружила себя во тьме, лежащей на холодном каменном полу. Плечо болело, но были ли это воспоминания Лили или ее собственные старые раны, она не знала. Она чувствовала себя обманутой. Почему она оказалась здесь, не увидев конец истории?

– Лазарь?

Никакого ответа. Келси вскочила на ноги и снова упала, обдирая колени о камень. Темнота, казалось, простиралась вокруг нее бесконечно.

– Лазарь! – закричала она.

– Спасибо, чтоб тебя, Господи! – проорал Булава. Его голос был далеким, приглушенным. – Не молчите, госпожа!

– Я здесь!

Вдали появилось мерцание факела, и Келси поднялась на ноги, бредя к нему, протянув руки, чтобы не наткнуться на какое-нибудь препятствие. Но вокруг не было ничего, только необъятное темное пространство. Когда подошел Булава, Келси увидела, что лицо у него белое и напряженное, глаза расширенные в свете факела.

– Я думал, что потерял вас, госпожа.

– Что?

– В одно мгновение вы лежали на земле, крича, а потом просто исчезли. Я искал вас по меньшей мере полчаса.

– Может, я откатилась во тьме?

Булава горько рассмеялся.

– Нет, госпожа. Вы исчезли.

«Тогда зачем я вернулась?» – чуть не спросила она, но смолчала, признавая эгоистичность вопроса. Она вернулась, потому что ей было чем заняться до утра, прежде чем отправиться на смерть.