Около года Братерский сопровождал индуса в его путешествиях по миру, которые поражали бессистемностью: Чаудхари мог выйти из конференц-зала отеля Millenium Hilton недалеко от Бродвея в Нью-Йорке, чтобы через сутки, с тремя пересадками, добраться до Блумфонтейна в ЮАР, одноэтажного городка недалеко от границы с Лесото. Траектории напоминали следы авторучки, которой ребенок черкает карту миру.

— Для Чаудхари расстояния не имеют значение. Его картина мира лишена пространственного измерения, как и временного. Чаудхари может быть везде и всегда, одномоментно. Но это замечаешь не сразу.

Чаудхари выступал в огромных залах, университетских лекториях, школьных классах и небольших кафе. Его жизнь не делилась на рабочие будни и досуг, на часы приёма и отдых. Он говорил с людьми всегда: в очереди аэропорта Далласа, под вентилятором душного кафе в Бирме, на промозглых улицах Калининграда. Когда они путешествовали на машине, Братерский отлучался в кассу заправки, а вернувшись, видел Чаудхари в окружении людей. Помимо английского Чаудхари владел испанским и французским, но мог говорить даже с теми, чьего языка не понимал.

В бесконечных турах, на которые Братерский потратил часть накопленных денег, он познакомился с людьми, которые захватили его воображение не меньше, чем сам Чаудхари.

— В основном это были писатели и ученые, но и иногда и простые люди, парикмахеры и рабочие, совершенно разные, не знакомые друг с другом, связанные лишь нитью, которой Чаудхари сшивал мир. Среди всех особенно выделялся физик Майкл Ренфилд — я надеюсь, у меня будет возможность познакомить вас с ним. Это человек поразительной судьбы и поразительной ясности ума; то, что делает он, рано или поздно произведет революцию в нашем понимании мира.

Братерский попытался вернуться к занятиям математикой, но ум потерял былую гибкость. Он читал статьи, написанные им ещё в студенческие годы, и не понимал их.

— Это болезненное состояние. Ты смотришь на закорючки и не веришь, что написал их.

Но даже ослабевших способностей Братерского оказалось достаточно, чтобы помочь Ренфилду и его команде решить несколько теоретических проблем. Это сблизило их.

Высокие оценки Ренфилда побудили Братерского вернуться к социальной «теории всего», которую он разрабатывал до встречи с Чаудхари.

— Чаудхари повлиял на меня. Я вдруг отчётливо увидел, что первая модель была лишь абстракцией, в основе которой лежало представление о человеке, свойственное экономистам. Такой человек описывается количественными параметрами. Его главная цель — удовлетворить свои потребности. Я исходил из убеждения, что все процессы поддаются расчёту, как рассчитываются поля напряжения в материале или микровихри воздушного потока. Я был убеждён, что неточность результатов связана лишь со сложностью процессов, поэтому стоит добавить новых переменных, как точность возрастёт. Скоро я стал замечать ограниченность такого подхода.

Братерский отказался от первой модели и разработал новую с чистого листа. Она была много проще и, на первый взгляд, имела множество белых пятен, как если бы ключевые параметры предлагалось выбрать наугад.

— Представьте, что вы рассчитываете траекторию урагана с помощью уравнений, которые устанавливают связь между давлением, температурой, влажностью, скоростью ветра и другими параметрами. Компьютер строит графики распределения параметров: все эти красивые диаграммы, которые любят синоптики. Но расчёт не закончен. Теперь вам предлагают посмотреть на получившийся график и написать нечто значимое. Понять смысл и отразить его в одной-двух фразах. Без методики, без инструкций. Вы должны воспринять явление и сделать заключением, но сделать это не умом, а как бы помимо него. Это достигается практикой. С точки зрения классической физики такой подход абсурден, но применительно к обществу даёт удивительный результат.

Исчезающая переменная танглибе наконец обрела смысл. Состояние, когда знания приходят помимо ума, Братерский тоже назвал танглибе. Этим же словом обозначалось то, что, по словам Братерского, находится по ту сторону мембраны, нечто лишенное пространства, времени, идентичности, что управляет этим миром, как невидимые магниты управляют движением бильярдных шаров.

— Может быть, мы коснулись бога, — говорил он.

Братерский вернулся на родину после восьмилетнего отсутствия. Отец, если и был рад возвращению сына, не показывал это. Знакомство с Чаудхари и увлечения сына сектантами вызвали у отца новую волну возмущения. Он решил, что дело снова в деньгах.

В России Братерский создал несколько компаний. Деньги его интересовали лишь как счёт на табло. В страховом бизнесе, где влияние непредсказуемых событий чувствуется особенно явно, он создал лабораторию для проверки своей модели.

Когда началось бурное развитие нейронных сетей, Братерский купил помещение, где мы сидели, и с несколькими программистами создал вычислительный центр. Центр анализировал информацию, которая попадала в открытый доступ: газетные заголовки за последние сотню лет, публикации в соцсетях и электронных СМИ, заявления официальных лиц, биржевые котировки, погоду, результаты спортивных соревнований, монографии и энциклопедии. Нейронная сеть систематизировали огромные объемы информации и представляла их в удобном виде на основе модели, которую создал Братерский.

— Как опытный психолог определяет скрытые мысли по выражению лица человека, мы учимся читать тайные мысли мира по тому, что он выплескивает в публичную плоскость.

Скрытая переменная тау по-прежнему оставалась проблемой. Братерский пытался решать задачу своими силами, вводя себя в особое состояние «ясновидения».

— Не того ясновидения, которое позволяет предсказывать будущее, но того, что меняет сам образ мыслей, — объяснял он. — Скептики часто спрашивают, что именно ты узнал в состоянии танглибе? Чем ты нас удивишь? Кто убил Кеннеди? Существовал ли тунгусский метеорит? Но я не знаю. То, что приходит в состоянии танглибе, не описывается словами, не сводится к фактам, не имеет привычной пространственно-временной оболочки. Скорее, оно меняет ваш взгляд на уже имеющиеся факты. Меняет саму структуру мышления. Позволяет получать многое из малого. Перевод этих открытий на обычный язык требует навыка. Вы просто получаете знание, которое невыразимо в словах — оно проявляется в вашем образе жизни.

Своих сил оказалось недостаточно, и тогда Братерский нашёл другой выход: он стал использовать потенциал самого общества. Незаметно для людей нейронная сеть подсовывала им задачи и следила за реакцией, делая выводы. Система искала среди миллиардов рутинных ответов те, что несут отпечаток танглибе.

— Блабериды практически лишены возможности достигать состояния танглибе, — рассуждал Братерский. — Они есть этап социальной эволюции, на котором общество стало забывать идеи предков, считая себя самодостаточным и без них. Общество блаберидов достигло невероятных технологических успехов, но не помнит, для чего они нужны. Оно перестало искать озарений, потому что все рецепты уже существуют: есть технологии выплавки сталей, биржевого трейдинга, написания статьей, создания сериалов. Поведение блаберида всегда формализовано, поэтому они предсказуемы и хорошо поддаются манипуляции. Лишь попадая на грань жизни и смерти они пытаются найти то, что потеряли ещё их предки, но находят редко. В жизни блаберида всегда есть точка невозврата.