Помимо блаберидов в обществе остались люди, способные к озарениям, и фильтруя миллиарды записей, система выискивала их и предлагала им свои задачи. Некоторые люди обладали сильным иммунитетом и никогда не были блаберидами, но их активность в социальных сетях и общественной жизни была невысока. Часто их считают маргиналами и отбросами. Свои озарения они оставляют при себе.

— Другие люди, как вы, на интуитивном уровне чувствуют порочность состояния блаберидов и стараются найти выход, — говорил Братерский. — Мы ищем их и помогаем. Таких людей немного, но они есть.

— Поэтому вы постоянно возникаете на моём горизонте? — спросил я.

— Вы по-своему исключительный случай, — ответил Братерский, подумав. — Будучи всё ещё блаберидом, вы скрываете мощный потенциал — здесь со мной согласен даже Чаудхари. Но вы похожи на мину, которую сложно обезвредить. Мы стараемся вам помочь.

Я удивился:

— И какая конечная цель? Вы хотите, чтобы я сидел в этом подвале и помогал вашей системе делать расчеты?

— Нет, система самодостаточна и без вас. Но нам действительно нужны люди.

Позвонила Оля. Васька лег спать, Рикошет испачкал лапы в мазуте, а я зараза и сволочь.

Я сказал ей ложиться без меня. Оля бросила трубку.

Весь мир, по словам Братерского, есть процесс, который состоит из процессов второго, третьего и низших уровней. Эти процессы циклически, накладываются друг на друга и взаимодействуют. Цель Братерского — научиться распознавать и понимать эти процессы.

— Что такое процесс? — рассуждал он. — Можете смотреть на него, как на языческое божество, всемогущую сущность, которая подавляют волю человека незаметно для него. В обществе всегда есть люди, которые безоглядно подчиняют себя процессам, идут на митинги, транслируют идеи, спорят и воюют. Другие включаются неохотно.

— Вы пытаетесь просчитать процессы?

— Не только. С процессами можно общаться, выбрав самого яркого представителя — он всегда убеждён, что говорит своими словами. Процессы могут давать обратную связь неявно: так появилось новое значение термина «блаберид», если помните. К ним нужно относиться с тем же уважением, что мы проявляем к любой органической сущности.

По словам Братерского, все люди так или иначе включены в процессы. Осознавая моменты, когда процесс берёт власть, они могут «раздваиваться» и усиливать ту часть своей натуры, которая не подвластна процессам.

— Это очень мощный инструмент, — говорил Братерский. — Когда вы осознаете себя частью процесса, многое меняется. Сначала вы как будто теряете свободу, потому что свободы нет; но затем находится её снова. Иногда стояние на месте — способ добраться к цели. Вы не замечали, что одинаковые усилия порой дают разные результаты? Если использовать приливные волны, можно двигаться, почти не прилагая усилий. Но не это главное. Понимать себя частью процесса — ещё не предел. Можно выйти за его рамки, где начинается абсолютная свобода. Можно подняться над волнами. И у вас есть к этому способности.

Современное общество похоже на живой мыслящий организм, говорил Братерский. Блабериды одержимы идеей интеллектуальной независимости, но полностью лишены её. У блаберидов сильна иллюзия самостоятельного мышления; они накачены идеалами свободы и превосходства; они не копают внутрь себя, не видят со стороны. Блабериды редко мыслят, чаще — отражают, транслируют, усиливают мышление общества, работают фильтрами и ретрансляторами.

— Один мой знакомый много лет изучает термитов, — продолжал Братерский. — Он называет их «ползучий мозг», потому что термиты действуют как единое целое. Думаю, человечество ждёт та же судьба. Полноценная человеческая личность слишком сложна для встраивания в такие системы, и, возможно, поэтому нужны блабериды — упрощенные транзисторы «ползучего мозга». Мозга, состоящего не из нейронов, а из отдельных людей, связанных в сеть. В истории человечества были попытки достичь её, в том числе, с помощью тоталитарных режимов. Этот колебательный процесс то набирает силу, то отступает. Но сейчас ситуация другая: технические возможности ускоряют осреднение человека и создание над-человеческих интеллектуальных систем.

Братерский считал, что для самих людей результат этого процесса может быть крайне болезненным.

— Речь о размытии индивидуальности и превращении человека в мыслящий транзистор, который перенаправляет сигналы нужным образом. Возможно, на дальнейших стадиях эволюции сверхмозг получит сверхсознание, которое осознает свою целостность. Он получит новую, более сложную структуру. Но сейчас, в начале пути, подавление индивидуального разрушительно для природы человека. Мы видим это уже сейчас. У людей всё меньше возможностей сосредоточиться и отвлечься, потребность оценивать и высказываться всё острее, интоксикация всё заметнее. Люди теряются.

— И какой выход? — удивился я.

— Мы ищем другого человека, — ответил Братерский.

В повисшей паузе я услышал, как в соседней комнате ходит и ворчит Дима.

— Другого? — переспросил я. — Ницшеанского сверхчеловека?

— Можно сказать и так. Человека, который избежит коллективного упрощения. Человека, который способен говорить со сверхмозгом на одном языке. Человека, который сохранит и усилит свойства личности, двигавшие нас вперед. Возможно, сверхмозг и сверхчеловек начнут две новые ветви эволюции.

— Враждебные друг другу?

— Не обязательно. Наша стратегия — оставаться незаметными. Эти два явления — сверхмозг и сверхчеловек — вероятно, будут действовать в разных плоскостях.

— И вы считаете, у меня есть к этому задатки?

— Об этом рано говорить. Это возможно. Для этого вам нужно хорошо изучить себя и кое-что о себе понять. Пока вам мешает собственный разум.

— Как это?

— Вы плаваете на поверхности. Вы мыслите в границах, которые обозначило вам общество. У вас есть стремление идти вглубь, но нет навыка. Он придёт.

— Сергей Михайлович, а что если… как бы это сказать… вы себя накручиваете? Что если всё это лишь очередная гипотеза? Сверхчеловек и прочее. Сколько уже было таких проповедников и шарлатанов. То, что вы говорите… Страшно скатиться в сумасшествие или сектанство. Разве это не похожие вещи?

— Похожие. Вы слышали о случае с окапи? Ещё давно, во времена моего отца, группа советских инженеров проводила работы в Африке. Им сказали, что в окрестностях лагеря водятся окапи: редкие животные, отдалённо напоминающие зебр. Их сложно выследить, но одному члену лагеря удалось их увидеть. Он рассказал об этом остальным. Скоро появились другие очевидцы: они якобы не только видели, но и кормили окапи, приближались к ним, почти приручили их. И вдруг практически все стали видеть окапи регулярно, все, кроме того, первого. В их группе был медик, который интересовался зоологией. Он рассказал моему отцу, что окапи, скорее всего, наблюдал лишь первый — его описания были наиболее правдоподобны. Потом животные ушли — они в принципе очень пугливы. Но самое интересное, что этот человек — настоящий свидетель — в конце концов усомнился в себе. Он посчитал, что ему тоже показалось.