уже на какую-то часть «мёртвым». Я искренне желаю тебе, окончательно не «умереть»! Человек должен всегда, везде и в любой ситуации оставаться человеком, а не очерствевшей циничной скотиной, которой стать очень просто! — смотря на туже розу, что и оперативник, говорил Новиков. — Тебя, как звать-то?

— Денис, — тихо ответил оперативник, вытирая одноразовым платочком красное, как раскалённое железо лицо.

— Добро пожаловать на борт! — протянув правую руку, произнёс Кирилл.

— Спасибо, — пожав руку Новикову в ответ, тихо прошептал оперативник.

— Спасибо! — усмехнувшись, произнёс Новиков не своим голосом. — Не спасибо, а рад удостоенной чести!!! — резко дёрнув на себя молодого оперативника за руку во время вставания на ноги, собранно и чётко добавил Кирилл.

— Хватит, бородатый нянь! — затушив окурок подошвой кроссовок, заметил Романов и расстегнул фастексы скелетного камербанда бронежилета. — Пойдём по стаканчику!

— Не обращай внимания! Просто, старый мудрый дядя забыл, как был на твоём месте! Людей не куют из стали! Стальными они становятся лишь по прошествию лет! Или не становятся! Каждый сам выбирает и у каждого своя судьба! Рождённый быть повешенным — застрелиться не может! Хотя, случаи бывали.

— Идём, Кира! — тяжело вздохнув, произнёс Андрей и направился в дом.

— Иду, брат! — хлопнув по плечу молодого оперативника, уже стоявшего на ногах, сказал Новиков и быстрым шагом стал догонять Романова…

Предместье Рима

Ночь — это время суток, когда мы одиноки, как никогда!

Говард выжал педаль тормоза, остановив около своего временного пристанища в виде заброшенного дома внедорожник, и потянул на себя рычаг стояночного тормоза. Автомобильные фары погасли, а мгновением позже, затих двигатель, выпустив из радиатора в лёгкую ночную прохладу жар после длинной дороги.

Льюис вылез из «Фольксвагена» и закурил сигарету. Он поднял голову вверх, смотря на тёмное небо, где тщетно пытался найти свою тусклую, но ещё иногда мерцавшую звезду. Говард точно не знал, с кем её можно сравнить, ведь, он был совсем один, а кроме призраков прошлого к нему никто не приходил.

Льюис сделал несколько затяжек табачного дыма и, захлопнув дверцу внедорожника, снова посмотрел на ночное небо, где висела яркая луна, своим латунным свечением падая на заколоченные окна дома.

Говард открыл навесной замок входной двери и звук скрипучих ржавых петель, отвесил ему враждебное приветствие, за нарушенный покой. Он зашёл в дом, где ночью, как всегда, пахло могильной холодной сыростью.

Льюис прошёл к генератору и запустил мотор. Освещение несколько раз коротко моргнув, загорелось, осветив напольными компактными прожекторами, временное пристанище. В этой жизни всё временно, как и он сам, а постоянство есть лишь у воспоминаний.

Говард подошёл к столу, где в пустой консервной банке, затушил окурок. Пальцы правой руки устало коснулись одной из двух пуговичек на футболке-поло и расстегнули её. Он резко выдохнул и, свинтив с бутылки лондонского сухого джина на столе крышку, обхватил пальцами и поднёс горлышко к пересохшим губам.

Льюис сделал несколько крупных глотков и резко сощурил глаза. В размытом электрическом освещении гостиной витали тени, звавшие к себе в небытие.

— В другое время, коммандер!!! — надменно смеясь и сводя с ума, шептали они, пролетая рядом с его ушами.

Он сжал от сильной пронизывающей боли в затылке зубы и был уже готов закричать, но его слова умерли, так и не родившись. Говард попытался отогнать от себя зловещие тени и сделать очередной глоток джина, но острая боль пронзила грудь.

— В другое время, коммандер!!! — снова своим звоном разорвав тишину, послышалось Льюису.

— Чёрт вас дери, твари!!! — закричал Говард и, выронив бутылку из рук, схватился ладонями за лицо и упал на колени. Сильная боль снова прошила затылок. По выбритой голове струились капли холодного пота, а голоса теней продолжали говорить и смеяться над ним.

Льюис снова сжал зубы и, убрав ладони от мокрого от пота лица, открыл глаза, в которых безумие, реальность и собственная слабость превращались во вращающийся калейдоскоп из допущенных фатальных ошибок.

— Черти поганые!!! — выкрикнул Говард и, выхватив из пластиковой кобуры «SIG-Sauer» принялся стрелять, пытаясь уничтожить тени, но пули пролетали сквозь безликие силуэты и крошили штукатурку, шпигуя стены свинцом. — Вы мертвы!!! Вы виноваты в этом!!! Горите вы в аду!!! — кричал Льюис и продолжал выжимать спусковой крючок, лихорадочно сжимая в ладонях рукоять пистолета.

«SIG-Sauer» опустел, встав на затворную задержку, и Говард схватился за затылок ладонями, выронив из рук пистолет. Он упал на пыльный скрипучий пол, продолжая бороться самим собой, ведь, самый опасный и искусный враг жил в нём!

Льюис дрожащей рукой вытащил из кармана брюк-карго баночку с лекарствами и резко проглотил несколько таблеток.

Рай на земле — это всего лишь иллюзии после приёма психотропных препаратов, где покой разгоняет туман, показывая дорогу сквозь потери, тревоги и собственную смерть. Колыхание стебельков высокой некошеной травы на холодном ветру среди тёмной ночи, остужают пылающее от боли сердце и зовут в путь…

Предместье Рима. Законспирированный объект

Романов стоял на небольшой площадке парадного входа в дом и курил очередную сигариллу, держа в левой руке хрустальный стакан наполовину заполненный односолодовым виски. Он смотрел в тихую спокойную ночную даль, где в темноте терялись крики, разрывы гранат, стрекочущие штурмовые винтовки и последнее тихо промолвленное слово на застывших губах. Этот холод был всегда рядом и даже в такую тёплую ночь Андрея по спине пробирала морозная сырость.

Территорию у дома освещали небольшие фонари высотой не больше сорока сантиметров от земли. В воздухе стоял неповторимый аромат цветов и цитрусовых деревьев, росших в саду на заднем дворике. На тёмном чистом небе светила яркая луна, не давая тревоге в душе, исчезнуть среди тишины и безмолвия.

Романов сделал небольшой глоток скотча и затянулся табачным дымом. Тлеющий огонёк чуть осветил контур его подбородка, а ниточка дыма развеялась с порывом лёгкого ветерка.

Чувство опустошения не отпускало, собираясь вновь задать неудобные вопросы.

— Как ты? — держа в левой руке стакан с виски и вытащив изо рта кубинскую сигару, спросил подполковник Новиков, выйдя на площадку парадного входа.

— Лучше! — сделав небольшой глоток скотча из стакана, коротко ответил Андрей.

— Ну, и отлично!

— Не то, чтобы я совсем «зачерствел», но смерть для меня стала обыденностью! Что-то вроде утреннего чая! Наливаешь и пьёшь просто, потому что привык, не испытывая при этом никаких эмоций или желания описать особенности вкуса, — тихо начал говорить Романов. — Знаешь, а я ведь больше не вижу лица врага. Оно размылось и больше у него нет, привычных для нас особенностей!

— Теперь не у чего нет характерных особенностей! — сделав глоток виски, уточнил Кирилл и