Он оперся на дверной косяк, щелкнул зажигалкой и уставился на пламя. Вторую сигарету он курил иначе, смакуя каждую затяжку.

– Ты был прав насчет Килды – тут угадал: это альма-матер Оливии. И насчет меня тоже прав – я не был в восторге от идеи пансиона. В начале второго года Холли попросила, но я сказал – только через мой труп. Она не отставала, я продолжал твердить “ни за что”, но в итоге все же спросил, зачем ей это нужно. Холли объяснила, что дело в ее подружках – Бекка и Селена уже в пансионе, Джулия ведет такую же кампанию со своими стариками. Они четверо мечтали быть вместе.

Подбросил зажигалку в воздух, ловко поймал.

– Она же умница, моя Холли. Следующие несколько месяцев, в те дни, когда кто-то из подружек заходил в гости, она была сущим ангелом: помогала по дому, без напоминаний делала домашние задания, никогда ни на что не жаловалась и не капризничала, прыг-скок ля-ля-ля. Но если подружки не случалось, она становилась невыносима. Слонялась по дому, как героиня итальянской оперы, с несчастным видом и дрожащими губами, косилась на нас осуждающе; попросишь ее о чем-нибудь, а она в слезы и бросается в свою комнату. Только не надо перевозбуждаться, детектив, все подростки разыгрывают трагедии, и это не приводит к правонарушениям. Но через некоторое время мы с Лив уже с ужасом ждали дней, когда останемся дома втроем. Холли выдрессировала нас, как пару немецких овчарок.

– Упрямая, – буркнул я. – В твою жену, должно быть.

Взгляд искоса.

– Одним упрямством меня не возьмешь. Если бы все было так просто, я бы поддразнивал ее, пока ей не надоест. Но однажды вечером Холли закатила полномасштабный подростковый скандал – даже не помню, по какому поводу, кажется, мы не пустили ее ночевать к Джулии – и прокричала: “Они – единственные на свете люди, которым я могу довериться, они мне как сестры! Из-за вас это единственные сестры, которые у меня вообще могут быть! И вы меня к ним не отпускаете!” Рванула по лестнице к себе, хлопнула дверью и рыдала потом в подушку, как, дескать, несправедливо устроена жизнь.

Долгая затяжка. Вскинув голову, он наблюдал, как дым колечками поднимается вверх и тает в воздухе.

– Но штука в том, что девочка-то была права. Хреново, когда так получается. Семья – это важно. И мы с Лив не позаботились толком, чтобы у Холли она была, не сделали ей братика или сестричку. И если она сумела сама найти себе сестер, кто я такой, чтобы стоять у нее на пути?

Твою ж мать. Я готов был спорить на дюжину пинт, что Фрэнку Мэкки чувство вины знакомо исключительно понаслышке – нечто удобное, чтобы выкручивать руки и выбивать признание из других. Холли завязала его в морской узел.

– И ты решил ее отпустить, – заключил я.

– Мы решили, что в течение одного семестра она может попробовать пожить в пансионе, посмотреть, как оно. А теперь ее оттуда эвакуатором не вытащишь. Мне принципиально не нравится эта идея, и я отчаянно скучаю по нашей маленькой хозяйке, но ты правильно сказал: когда дело касается твоего ребенка, принципы летят в помойку.

Мэкки сунул зажигалку обратно в карман джинсов.

– Ну вот, ты свое получил. Разговор по душам с дядей Фрэнки. Доволен?

Он сказал правду. Может, всю правду, может, не всю, но правду.

– Я ответил на все твои вопросы?

– Один остался. Я не понял, зачем ты мне все это рассказал.

– Я организую внутриведомственное сотрудничество, детектив. Демонстрирую приязнь в профессиональном смысле. – Мэкки бросил окурок под ноги, раздавил одним движением. – В конце концов, – с усмешкой бросил он через плечо, уже открывая дверь, – мы ведь работаем вместе.

Холли сидела все там же; Конвей стояла у окна, руки в карманах, смотрела на сад. Обе молчали. Судя по обстановке, по тому, как обе стремительно обернулись к нам, все это время они напряженно прислушивались друг к другу.

Мэкки сменил дислокацию, не давая нам расслабиться, – сел на стол за спиной Холли и принялся разминать найденный рядом комок пластилина. Я подвинул поближе телефон Селены. Задумчиво повертел по столу пакетик для улик.

– Итак, давай вернемся к телефону. Ты говоришь, что нашла его на полу фойе утром после смерти Криса. Остановимся пока на этом. Ты видела секретный телефон Селены; знала, как он выглядит. И должна была узнать его.

Холли отрицательно качнула головой:

– Я думала, это телефон Элисон. Селена хранила свой под матрасом, как бы он попал в фойе?

– И ты ее даже не спросила?

– Боже упаси. Я же сказала, мне совсем не хотелось обсуждать это с ней. Даже приди мне вдруг в голову такая идея – хотя не припоминаю ничего подобного, – я бы сообразила, что если это телефон Селены, то она бы скорее предпочла достать его из ящика, чем обсуждать, откуда мне известно, что это ее телефон и прочее.

Гладко как по маслу. Никто, даже дитя Фрэнка Мэкки, не смог бы выдумать такую складную историю с ходу, без подготовки. Холли обдумала все детали, сидя в общей гостиной, пока вокруг визжали и скакали. Методично анализируя, что именно нам может быть известно, и формулируя свои ответы.

Немногие невиновные способны на такое. Совсем немногие.

– Разумно, – согласился я. (Мэкки сплющил пластилин и теперь пытался крутить эту лепешку на пальце.) – Но вот в чем загвоздка. Свидетель сообщил нам, что ты вовсе не находила телефон на полу. Он был спрятан у тебя за поясом, завернутый в салфетку.

Холли озадаченно нахмурилась:

– Нет. Ну, в смысле, может, у меня и была салфетка в руках, все же плакали…

– Ты не любила Криса. А ты не из тех людей, кто станет оплакивать того, кто ему совсем не нравился.

– Я и не говорила, что я плакала. Я-то – нет. Наверное, я давала кому-то салфетку, не помню. Но я точно помню, что телефон лежал на полу.

– А я думаю, что ты вытащила телефон Селены из-под матраса и нашла отличный способ избавиться от него. Ящик для потерянных вещей, прекрасный вариант. Сработало. Почти.

Холли открыла было рот, чтобы возразить, но я остановил ее, подняв руку:

– Погоди минутку. Дай мне сначала закончить, а потом скажешь, прав ли я. Ты знала, что мы наверняка будем обыскивать школу. Понимала, что если найдем телефон, то допросим Селену. Ты знала, что такое полицейский допрос, и будем откровенны, есть лучшие способы провести свободное время. Ты не хотела, чтобы Селена прошла через это, особенно когда она и так была травмирована смертью Криса. Поэтому ты выбросила телефон. Похоже на правду?

Я подкидывал ей лазейку – уважительную причину, по которой она могла хотеть избавиться от телефона. Никогда не пользуйтесь лазейками. Они кажутся надежными, как дом родной. И они подводят вас на шаг ближе к тому месту, где нам легче вас поймать.

Мэкки пробормотал, не поднимая глаз от своей игрушки:

– Ты не обязана отвечать.