Под густыми черными усами губы президента медленно расплылись в довольной улыбке. Он подошел ближе и пальцем провел по полированной стали.

– Она сработает? Она действительно сработает? – шепотом спросил он.

– Да, сайиди раис, – ответил физик.

Саддам несколько раз кивнул головой в черном берете.

– Друзья, вас нужно поздравить.

Ниже снаряда, на деревянной подставке, была укреплена простая металлическая табличка. На ней было написано: «КУБТ УТ АЛЛАХ».

Тарик Азиз долго и безуспешно размышлял, как передать президенту суть угрозы американцев, столь безапелляционно высказанной ему в Женеве, и стоит ли это делать вообще.

Они знали друг друга двадцать лет. Все эти годы министр с собачьей преданностью служил своему хозяину; он всегда принимал сторону Саддама, когда внутри верхушки баасистской партии еще шла борьба за власть, всегда придерживался того мнения, что благодаря своей звериной хитрости и жестокости в конце концов победит этот выходец из Тикрита, и всегда оказывался прав.

Саддам Хуссейн и Тарик Азиз вдвоем карабкались к вершине власти, но один всегда оставался в тени другого. Седовласому, коренастому Азизу слепым повиновением Хуссейну удалось компенсировать свой главный недостаток: высшее образование и умение разговаривать на двух европейских языках.

Пытками и казнями непосредственно занимались другие, а Тарик Азиз, как и все, кто состояли при дворе Саддама Хуссейна, лишь смотрел со стороны и все одобрял, в том числе и многочисленные чистки, в ходе которых сотни офицеров иракской армии и некогда преданных партийцев были разжалованы и казнены, причем вынесению смертного приговора часто предшествовали долгие мучительные пытки в Абу Граибе.

На глазах Тарика Азиза снимали со всех постов и расстреливали отличных генералов только за то, что те пытались заступиться за своих подчиненных. Он понимал, что настоящие заговорщики умирали в таких муках, какие он боялся себе даже представить.

На его памяти воинственное племя аль-джубури, которое никто не осмеливался оскорбить, потому что выходцы из него занимали едва ли не все высшие посты в армии, было разоружено и уничтожено, а оставшиеся в живых были вынуждены смириться и подчиниться. Тарик Азиз хранил молчание, когда Али Хассан Маджид, сводный брат Саддама Хуссейна, в ту пору занимавший пост министра внутренних дел, организовал истребление курдов не только в Халабже, но и в пятидесяти других городах и деревнях, стертых с лица земли артиллерией, авиацией и отравляющими веществами.

Как и все другие приближенные раиса, Тарик Азиз понимал, что теперь у него нет выбора. Если что-то случится с его хозяином, то навсегда будет покончено и с ним. Однако в отличие от большинства других, Азиз был слишком умен, чтобы верить в популярность режима Саддама. Он боялся не столько армии коалиции, сколько мести народа Ирака, которая не замедлит обрушиться на него, как только падет режим, защищающий Азиза и ему подобных.

Одиннадцатого января, ожидая вызова для отчета о переговорах в Женеве, Тарик Азиз решал одну проблему: как сформулировать угрозу американцев, чтобы обратить неизбежный гнев раиса не на себя. Он понимал: раис вполне может заподозрить, что это он, именно он, министр иностранных дел, подал американцам мысль о такой угрозе. Параноик руководствуется не логикой, а только звериным инстинктом, который может подсказывать иногда верные, а иногда неверные решения. Подозрений раиса было вполне достаточно, чтобы были казнены не только многие невинные люди, но и их семьи.

Два часа спустя Тарик Азиз, возвращаясь к своей машине, облегченно и в то же время недоумевающе улыбался.

Все прошло на удивление гладко. Оказалось, что президент настроен на редкость добродушно. Он одобрительно выслушал взволнованный доклад Тарика Азиза о переговорах в Женеве, об одобрении и поддержке позиции Ирака всеми, с кем бы министр ни обсуждал эту проблему, о том, что на Западе, очевидно, растут антиамериканские настроения.

Саддам понимающе кивал, когда Тарик Азиз свалил всю вину за кризис на американских поджигателей войны и даже когда, увлекшись своими гневными обличениями, министр упомянул, что сказал ему Джеймс Бейкер. Вопреки ожиданию, вспышки гнева раиса не последовало.

Все сидевшие за столом совещаний кипели гневом и искренним негодованием, а Саддам Хуссейн продолжал кивать и улыбаться.

Покидая дворец, министр смеялся, потому что в конце концов раис поздравил его с успешным выполнением миссии в Европе. Казалось, для Саддама не имел никакого значения тот факт, что по всем принятым дипломатическим меркам миссия закончилась полным провалом: Азиз везде и во всем получал только отказы, даже хозяева принимали его с подчеркнуто холодной вежливостью, а все его попытки поколебать решимость коалиции выступить против Ирака закончились ничем.

Недоумение Тарика Азиза вызвала фраза, вскользь брошенная раисом в самом конце аудиенции. Это была как бы ремарка в сторону, предназначавшаяся для ушей лишь одного Азиза. Провожая министра до двери, президент пробормотал:

– Рафик, дорогой мой друг, не беспокойся. Скоро у меня будет готов особый сюрприз для американцев. Не сейчас, пока еще рано. Но если только бени кальб попытаются перейти границу, я отвечу не газами, а кулаком Аллаха.

Тарик Азиз послушно кивнул, хотя не имел ни малейшего представления, что же хотел сказать раис. Как и другие приближенные Саддама, он получил ответ через двадцать четыре часа.

Утром 12 января Совет революционного командования в последний раз собрался в президентском дворце на углу улиц 14-го июля и Кинди. Через неделю дворец был разбомблен до основания, но к тому времени хозяина дворца там уже не было и в помине.

Как обычно, о совещании его участникам сообщили в самый последний момент. Какое бы высокое место ни занимал человек в багдадской иерархии, каким бы доверием ни пользовался, никто – за исключением крохотной группки близких родственников, нескольких друзей и личных телохранителей – не знал, где будет находиться раис в такое-то время любого дня.

Если после семи серьезных заговоров и покушений Саддам Хуссейн остался жив, то это случилось лишь потому, что он с настойчивостью маньяка обеспечивал собственную безопасность, которую не доверил ни контрразведке, ни секретной полиции и уж тем более ни армии – даже ее отборным частям, Республиканской гвардии.

Задачу охраны президента выполнял Амн-аль-Хасс. Все солдаты Амн-аль-Хасса были очень молоды, большинство только-только вышли из подросткового возраста, но они были фанатично преданы Саддаму Хуссейну. Командовал Амн-аль-Хассом родной сын раиса Кусай.

Ни одному заговорщику никогда не удалось бы даже узнать, когда, по какой улице и в каком автомобиле поедет раис. Его визиты на военные базы или промышленные предприятия всегда были неожиданностью не только для тех, к кому приезжал президент, но и для его ближайшего окружения.

Даже в Багдаде президент Ирака никогда не задерживался на одном месте. Иногда несколько дней он проводил в президентском дворце, а потом вдруг исчезал в своем бункере, который находился глубоко под землей за отелем «Рашил».