не удосуживались внимательнее рассмотреть мое лицо. Крисса и Кор, с другой стороны, решили не рисковать и натянули капюшоны средь бела дня.

– Лучше бы вы постарались быть менее подозрительными, – пробормотал я, занимая место рядом с Криссой. Фыркнув, она поглубже натянула капюшон, но светлые пряди все равно выбивались наружу.

Кор перегнулся ко мне через Криссу, ухмыляясь:

– Тебе недавно спела муза, Ли? – Он сжимал в кулаке одну из листовок.

– Осторожно. Я слышал, что за эти листовки могут и посадить.

Крисса отняла листовку у Кора и шлепнула меня ею.

Я не ожидал, что мне понравится сидеть на арене, где я никогда больше не буду летать. Но сидя здесь, с Кором и Криссой, напряженно высматривая Энни, все еще под воздействием от творческого адреналина, полученного за эту ночь, я чувствовал себя так, словно впервые за долгое время снова стал самим собой.

А потом зазвучали фанфары, и Антигона сюр Аэла перелетела через стену арены. Она уверенно восседала в седле, высоко подняв голову, ее темно-рыжие волосы развевались, шлем был крепко зажат под мышкой. Аэла медленно опустилась в Орлиное Гнездо.

Она была жива. И невредима или достаточно невредима, чтобы притвориться.

Толпа разразилась аплодисментами, а затем начала скандировать. Сначала драконьим, а затем те слова, что я сочинил прошлой ночью в кабинете Ло Тейрана, израсходовав море чернил и скомкав гору пергамента, увлекаемый потоком слов, лившихся из меня.

Антигона сюр Аэла, Дочь Революции.

ЭННИ

Небо было затянуто кучевыми облаками, которые парили, словно горы на весеннем ветру. Когда дворец раскинулся под нашими крыльями, когда голубая чаша неба опустилась, чтобы присоединиться к нам, и ветер тормошил волосы у меня на лбу, у меня перехватило дыхание от красоты знакомого зрелища. На арене внизу разбухающие толпы наполняли трибуны разноцветными красками и своими криками приветствовали нас.

В Орлином Гнезде к нам присоединился Иксион сюр Нитер.

Он сиял доспехами Грозового Бича, словно двойник Ли, в серых глазах пылала ярость, а тонкие губы кривились в ухмылке, а рядом трепетали крылья Нитера с серебристыми кончиками, вдвое больше карликовых крыльев Аэлы. Но все, что мы чувствовали, глядя на них, – это предвкушение.

Мы должны были сделать это давным-давно.

По трибунами пробежала волна вздохов. Я подняла глаза и увидела, что вершина Крепости зашевелилась. Обизут расправляла крылья для взлета. Ее тень накрыла трибуны, когда она принялась кружить над нами, и наездники Клевера разбегались с крепостных валов, словно стая потревоженных птиц.

А Великий Дракон опустился у одной из стен арены, сложив крылья.

Солнце просвечивало сквозь перепонки крыльев, как через крышу шатра. Ее огромная голова крутилась в разные стороны, склоняясь набок, и единственный глаз размером с человеческую голову наблюдал за сценой внизу.

За Иксионом и мной.

А затем она полностью замерла.

Арена погрузилась в полную тишину.

Иксион и я как один обернулись и посмотрели на Дворцовую ложу, откуда за нами наблюдала Фрейда. Она стояла неподвижно, ветерок играл ее короткой вуалью. Тонкая змейка черных вен вилась по ее шее.

Я думала о Норчии, о Ли и его книгах, о второй половине плана и о флоте, на который я рассчитывала. Здесь ли они?

Если да, то они пока выжидали.

Мы с Иксионом спешились. К нам подошел слуга, чтобы совершить церемониальное тушение. В памяти всплыло воспоминание: Иксион с Нитером над Каллиполисом, плюющиеся пеплом.

Я подняла руку.

Слуга увидел этот жест и непонимающе уставился на меня:

– Вы отказываетесь от тушения?

– Да.

Отказаться от тушения, согласившись на поединок с боевым драконьим пламенем, означало, что поединок закончится смертью одного из противников. В костюме без охлаждающей жидкости это было самоубийством.

Но я знала секрет Иксиона.

Его лицо сияло ослепительной белизной в тени крыльев Обизут.

– Лорд Иксион, вы можете принять условия или сдаться и отдать свой шлем.

Пальцы Иксиона в перчатках крепче стиснули шлем. Я улыбнулась ему.

А Обизут застыла над нами.

– Мы принимаем условия, – произнес Иксион, едва шевеля губами.

Слуга поднимает ведро для тушения, чтобы толпа видела, и выливает его на землю.

Толпа взорвалась криками одобрения. И с удивлением я поняла, что они выкрикивали мое имя.

Я завершала последние приготовления, пока мы готовились к старту. В те дни, когда Пауэр обучал меня переливу эмоций, в момент старта ему приходилось оскорблять меня, чтобы вызвать сильные эмоции; когда мы с Ли сражались за звание Первого Наездника, я использовала ярость, чтобы установить связь с Аэлой. Негативные эмоции всегда были более доступными.

Но сегодня, когда я смотрела в серые глаза Иксиона, слушая ликующие крики каллиполийцев, с Аэлой меня связывала не сколько ярость, сколько ощущение триумфа.

Я уже поставила сапог в стремя, когда почувствовала прикосновение к своему плечу.

Иксион приблизился ко мне, положив руку в перчатке мне на плечо. Его черные волосы искрились красными бликами, загораживая солнце.

– Я просто хотел поблагодарить тебя.

– Убери руку.

– Если бы нас затушили, – сказал Иксион, его улыбающееся лицо было скрыто тенью, – мне пришлось бы остановиться на третьем штрафном ударе. Но сейчас я могу продолжать столько, сколько захочу.

Аэла зарычала, вздыбив гребень. На другой стороне Орлиного Гнезда Нитер ответно вздыбил свой гребень в нарастающем гневе. Его огромное тело маячило в отдалении. Иксион медленно убрал ладонь с моего плеча.

Рычание Аэлы сменилось угрожающим воем, когда он направился к Нитеру; ее гребень медленно опустился. Мне потребовалось усилие, чтобы отвернуться от них. Я перекинула ногу через спину Аэлы, пытаясь стряхнуть с себя неприятную тревогу, охватившую меня после прикосновения Иксиона. На что еще он способен, кроме болтовни? У него по-прежнему не было боевого пламени.

Мы с Аэлой взвились в воздух, крепко сцепившись мыслями и чувствами.

Мы заняли позиции. Толпа внизу стихла. Клубящиеся весенние облака загромождали небо, низко нависая над нами словно огромный потолок, а крылья Великого Дракона окружали нас со всех сторон. Но мой низко опущенный козырек позволял мне видеть лишь дракона-грозовика и юношу, зависших в воздухе напротив нас, которых мы должны были уничтожить.

Зазвонил колокол. Аэла и Нитер устремились друг к другу. Наконец-то, наконец-то. Это то, ради чего я была здесь. Аэла и я обычно не тратили времени на показуху, но сегодня мы позволили себе закрутить крутую спираль, продвигаясь вперед: легкие аврелианцы способны на подобные маневры в отличие от тяжелых грозовиков, которым приходится лететь по одной и той же траектории, чтобы развить скорость. И грозовик Иксиона не был исключением. Я слышала восхищенные возгласы толпы внизу и чувствовала их поддержку.

Видишь, Каллиполис? Вот как летает наездник-простолюдин.

А затем мы оказались в пределах выстрела, и наши наполненные легкие вспыхнули пламенем.

Отблеск пламени Аэлы обжег мне сетчатку глаза. Иксион сюр