Очевидно, что «иностранным государством» для вброса «дезинформации» ЦРУ была Мексика – недалеко от Нового Орлеана, где Ли Харви Освальд уже скомпрометировал Комитет за справедливость для Кубы своими летними выходками от его имени. Как мы знаем, Освальд или человек, называвший себя Освальдом, вот-вот должен был отправиться в свою знаменитую поездку в Мексику. Но, как предстояло узнать ФБР, поездка «Освальда» будет иметь куда более глубокую цель, чем компрометация Комитета за справедливость для Кубы.

На следующий день после получения ФБР дезориентирующего уведомления ЦРУ Освальд (или человек, выдававший себя за Освальда) стоял в очереди в консульстве Мексики в Новом Орлеане, чтобы получить туристическую визу. Прямо перед ним в очереди стоял агент ЦРУ Уильям Годе, тайно работавший на Управление больше 20 лет. Годе отправился в Мексику в то же время, что и Освальд{883}. Освальд, или его дублер, снова был под присмотром ЦРУ. Как мы уже знаем, ЦРУ стало писать на пленку разговоры «Освальда» с кубинским и советским посольствами. Очевидная цель заключалась не столько в дискредитации Комитета за справедливость для Кубы (легенда ЦРУ для ФБР), сколько в том, чтобы связать Освальда с Кубой и Советским Союзом и выставить всех козлами отпущения в будущем убийстве президента.

В таком случае Марвин Гислинг мог снять с дела Освальда «флажок» на основании лживого сообщения ЦРУ либо аналогичной служебной записки, которая не была рассекречена. Гислинг с легкостью мог купиться на преподнесенную ЦРУ информацию и решить, что Освальд просто работал в Мексике под прикрытием, чтобы скомпрометировать Комитет за справедливость для Кубы. Как оперативник ЦРУ, Освальд не входил в список наблюдения служб безопасности. Соответственно наблюдение отменили. Его инсценированный контакт с Советами теперь можно было задокументировать, чтобы после Далласа предъявить виновных, но задокументировать, не привлекая к Освальду внимания. В противном случае Далласа не случилось бы.

Несмотря на то, что Гувер распознал «двойную игру» ЦРУ, ФБР приняло ее правила, скрыв связь Освальд – Годе – ЦРУ. Освальд получил мексиканскую туристическую визу под номером 824085. После убийства Кеннеди ФБР заявило, что не может найти записей о владельце визы 824084. В 1975 г. с имени человека, получившего визу 824084, по ошибке сняли гриф секретности. Им оказался сотрудник ЦРУ Уильям Годе{884}.

Даже в собственной вотчине, в ФБР, известный своим авторитаризмом Гувер, когда дело дошло до организации заговора и последующего покрывательства, подчинился более высокому авторитету. Более могущественная организация контролировала ключевые механизмы во всем правительстве США. Одному из своих заместителей Гувер сказал: «Люди думают, что я всемогущий, но, когда дело касается ЦРУ, я не могу ничего»{885}.

В начале августа 1963 г. в Нью-Йорке прошел, как принято считать, первый организованный протест против американского военного присутствия во Вьетнаме{886}. Том Корнелл и Крис Кернс из Catholic Worker девять дней стояли в пикете перед манхэттенской резиденцией южновьетнамского наблюдателя при ООН. На их плакатах было написано: «Мы требуем положить конец американской военной поддержке правительству Зьема». На десятый день к Корнеллу и Кернсу присоединились еще 250 демонстрантов из Catholic Worker и других боровшихся за мир групп. Протестующих снимали для выпуска новостей ABC News{887}. Началось антивоенное движение – спустя три месяца после того, как Джон Кеннеди сказал Майку Мэнсфилду, что готовится к полному выводу американских военнослужащих из Вьетнама.

Это не значит, что президент опередил зародившееся в Америке движение за мир. Он просто сказал Мэнсфилду, что намерен покончить с военным вмешательством США. И все же его первый шаг к тому, чтобы фактически вывести войска, ненамного отстал от первой антивоенной демонстрации. Всего два месяца спустя, 11 октября 1963 г., он подписал президентский указ о выводе 1000 военнослужащих из Вьетнама, предусматривая в том же указе полный вывод к концу 1965 г.{888}

Но как президент Соединенных Штатов может остановить войну, когда практически весь его госаппарат, вся бюрократическая машина холодной войны хочет ее продолжать? Это была проблема, с которой Джон Кеннеди пытался справиться осенью 1963 г., словно тренер, пытающийся руководить во время игры командой, решившей во что бы то ни стало играть по своим правилам. Если команда Кеннеди вообще его слушала, то в вопросах войны и мира слушала вполуха.

Растущая изоляция президента от его аппарата была заметна по сопротивлению и прямому манипулированию, с которыми он начал сталкиваться и в своем ближайшем окружении. Даже более либеральные члены этого окружения не могли принять тех намеков на еретическую позицию Кеннеди по Вьетнаму, которые до них доходили. Как признавал Джон Кеннет Гэлбрейт, Кеннеди постоянно думал на несколько ходов вперед любого в своей администрации. И все же те, кто его окружал, понимали неприятную правду – их президент, тщательно скрывавший свои планы, действительно хотел уйти из Вьетнама и действительно был против сайгонского переворота, который часть из них проталкивала и который он поначалу нехотя санкционировал. Переворот, казавшийся им необходимой предпосылкой победы над коммунистами на поле боя, по мнению Кеннеди, мог только катастрофически ухудшить ситуацию. К их ужасу, выходило, что для Кеннеди битва в Юго-Восточной Азии, к которой они со всем пылом своего антикоммунизма готовились, уже была окончательно проиграна.

Аверелл Гарриман, например, который был доверенным лицом президента на переговорах в Москве по запрету ядерных испытаний, действуя заодно с Хилсманом и Форрестолом (а за кулисами – Хелмсом из ЦРУ), делал все возможное, чтобы вместе с Лоджем протолкнуть переворот в Сайгоне, переворот, в необходимости поддержки которого им поначалу удалось убедить Кеннеди. Вскоре к ним присоединился советник по вопросам национальной безопасности Макджордж Банди, который 11 сентября поддержал Лоджа, призывавшего в своей телеграмме убрать Зьема{889}. На этом этапе все они думали, убеждая себя и друг друга, что лучше своего президента знают, как выиграть войну, – и начинать следовало с переворота. Они надеялись, что президент, с их помощью, образумится. Никто из советников Кеннеди не рассматривал немыслимый вариант с выводом американских военных, если не считать Макнамару, который обсуждал такой вариант с президентом за закрытыми дверями, и Роберта Кеннеди, начавшего на ключевых совещаниях «поднимать вопросы». Но президент не только думал о немыслимом. Он выбрал немыслимое. Сейчас он пытался убедить своих советников.