– Да ты не переживай, Малыш, дело житейское! – сказал Карлсон мультяшным голосом. – Садись, разберёмся.

Он взял книгу и подтолкнул Малыша к дивану. Сам сел в своё любимое английское кресло времён мандата, повёрнутое так, чтобы одновременно наблюдать и огонь в камине, и входную дверь.

Карлсон вообще любил свой камин и топил его вечерами каждый день в холодные месяцы. В Иерусалиме относительно холодное время бывает с ноября по апрель; ветер с гор становится ледяным и делает Иерусалим, пожалуй, самым прохладным городом Израиля. Иногда он даже приносит снежные тучи. Берёзовые дрова откуда-то привозили штабелями, они хранились в подвале. Именно берёзовые, почему-то именно их аромат был сладок и приятен для бывшего жителя средней полосы России.

– Говорит, известен в Сети? – спросил Карлсон, осматривая обложку со всех сторон. – Ты проверил?

– Конечно. Не врёт. Все площадки его творениями завалены. Он плодовит, как дрозофила, и стабилен, как… – Малыш задумался на миг, подбирая эпитет, – инфляция. По ро́ману в среднем раз в три месяца тискает.

– Ну что ж, давай посмотрим… – пробормотал Карлсон, открывая книгу.

Он внимательно прочёл первую страницу, гулко захлопнул книгу и печально посмотрел на Малыша. Потом раскрыл том случайным образом и пробежал глазами несколько строк. Сделал так ещё дважды, каждый раз сокращая отрывок, и наконец, не меняя выражения лица, швырнул книгу в камин. Поднялся целый сноп искр и улетел в трубу.

– Туда ей и дорога! – выдохнул Малыш с облегчением.

– Меня очень огорчает чтиво подобного рода… И чтобы этого мусора и близко в моём магазине не было! – потребовал Карлсон.

Тут в гостиной появилась Дора в тюрбане из полотенца и купальном халате, мягко облегающем её роскошные формы. Малыш машинально переменил позу на более вальяжную и мужественную. Он вдруг испытал целую палитру ощущений. Сначала в кровь хлынули сразу все гормоны радости и удовольствия, как всегда бывало при её появлении. Потом он ощутил адреналиновый укол ревности. Он понимал, что такая женщина не может быть одна… но то, что её избранником оказался старый и седой Карлсон, было очень неприятно. До этого Малыш пытался представить себе того, кто может укротить эту пантеру… Иногда себя в роли укротителя. А тут… Хотя кем бы ни оказался её хахаль, европейским аристократом или африканским принцем, материализовавшись, он вряд ли вызвал бы у него положительные эмоции. Так что Карлсон не худший вариант – хороший мужик, свой, домашний…

При виде Малыша мулатка улыбнулась. Потом увидала пылающую в камине бумагу.

– А что это у вас тут такое интересное происходит, мальчики?

– Да вот, предаём огню творение одного прохиндея, полагающего себя гением, – признался Карлсон.

Дора опустилась на диван рядом с Малышом. Он вдохнул её аромат, и сердце его забилось ещё чаще.

Глядя, как догорает книга, она сказала задумчиво:

– Представляете, как это ужасно – мнить себя гением и быть при этом бездарностью? Это сродни сумасшествию. Ведь любой, серьёзно полагающий себя писателем, меняющим реальность и творящим миры, должен непременно также и полагать себя гением. Все остальные, готовые признать себя дарованиями средней руки, – не писатели, а так, щелкопёры. А если он при этом никакой не гений, а чудовищно плох в своих потугах? При этом он может быть добрым мужем, замечательный другом и тонким ценителем искусств и абсолютно не осознавать собственной посредственности, как творца… Чем тогда отличается он от Наполеона или Цезаря из палаты для буйнопомешанных? Его можно только пожалеть, господа…

К этому моменту злосчастная книжка уже обратилась в пепел.

– Однако, есть вариант и похуже… – заметил Карлсон.

– Это какой же? – удивилась Дора.

– Когда этот говнодел признан и успешен.

Малыш сразу вспомнил лицо, когда Карлсон показал ему фото, но фамилию вспомнить не мог…

– Так это же автор того самого романа, который вы как-то использовали в качестве дров… Помните? Ну этот… Бромгарц… Бромфельд… Бронфин… – забормотал Малыш, щёлкая пальцами.

– Бронфельд, – подсказал Карлсон.

– Точно! Лев Бронфельд!

Тогда Карлсон вдруг огорчился, и видно было, что на этот раз по-настоящему. Он уставился в камин так, как будто пытался разглядеть в огне пепел злосчастной книжки.

– Эх, Малыш-Малыш, как же ты меня огорчаешь… Теперь этот халтурщик будет нашим любимым автором, и выдели ему отдельную полку на самом видном месте.

Потом взгляд его стал жёстким.

– А тебе я предлагаю первое стажёрское задание. Пока я не могу объяснить тебе, почему нас интересует этот тип, но готов поручить тебе следующее: выйди с ним на связь, подружись, залезь в душу. Выясни круг его общения, подружись с его друзьями, им в душу залезь… В общем узнай о нём всё, что возможно узнать о человеке, не применяя пыток. Если тебе это удастся, я смогу убедить наше руководство в том, что ты нужен нам как агент. Берёшься?

Даниэль согласился без раздумий – давно ожидал карьерного продвижения…

Глава 3

Бывший журналист и публицист Максим Одинцов, он же О́дин, а ныне продавец в иерусалимской лавке «Русская книга» Даниэль Альтман, для своих – «Малыш», прекрасно понимал, что книготорговое предприятие только прикрытие для чего-то большого и таинственного. С тех пор, как его эвакуировали из России в Израиль, прошло почти полгода.

После неожиданно закончившегося интервью с профессором на выходе из подвала старого дома на Пресне журналиста встретили люди, которых Буратино представил как своих коллег. Он рекомендовал слушаться их беспрекословно, если Максим хочет жить. После того как на его глазах убили одноклассника, а потом стреляли в него самого, Одинцов был, мягко говоря, дезориентирован и послушался бы сейчас хоть чёрта, если бы тот научил его, как спастись от профессора и двух его мрачных подручных.

Одинцова доставили на конспиративную квартирку в Медведково, где с этого момента он находился безвылазно. Раз в три дня один и тот же загадочный тип, который отказался назвать своё имя и почти не разговаривал, приносил еду.

Телефон у Максима отобрали, чтобы его не отследили по геолокации.

В квартирке был допотопный компьютер, даже не подключенный к Интернету. В нём несколько старых игр, знакомых Максиму с детства. Сначала он играл в них, чтобы просто отвлечься от тяжёлых мыслей, но потом втянулся и проводил время с ностальгическим, приятным чувством. Он уже забыл, что можно так беспечно существовать – постоянные заботы о продвижении сайта почти вытеснили развлечения из его жизни.

В компьютере была ещё папка с коллекцией кинофильмов. В большинстве своём – картины середины прошлого века – начала нынешнего. Те ещё: с живыми актёрами, а не с цифровыми фантомами и сценариями,