Он ведь заявит, что ты сам всё это подстроил, лишь бы честному цабару[3] насолить…

– Как по мне, вот это и есть самый настоящий гизанут, когда в полиции верят не тому, кто говорит правду, а тому, кто здесь родился…

Карлсон разозлился. Но вовсе не на критику местных порядков, как это могло показаться. Кроме прочего он был ещё и яростным борцом за чистоту русского языка.

– Малыш, ты меня очень огорчаешь… Как это дурацкое «как по мне» должно звучать правильно, ты хоть знаешь?

– В смысле? Как это может ещё звучать?

– «По-моему», Малыш, «по-моему», а не «как по мне»!

– А. Ну может быть… Но, как по мне, это неважно.

Карлсон в отчаянии схватился за голову. После чего открыл рот и собирался уже было разразиться гневной тирадой о том, что это просторечное выражение, которое каких-то двадцать лет назад было частью нейролингвистической характеристики исключительно дремучего быдла, но каким-то непостижимым образом, видимо, с увеличением культурного и лингвистического влияния этой зловонной помойки – Сети, просочилось во все слои общества, и оно абсолютно не к лицу относительно интеллигентному человеку, коим должен являться продавец книжного магазина…

Но тут хлопнула дверь чёрного хода.

Через мгновение перед глазами Малыша и Карлсона предстала Доротея. У обоих захватило дух от её вида. Прекрасная мулатка – плод любви украинки и чернокожего еврея из Эфиопии – была во всеоружии. Облегающее изумрудное платье, целомудренно прикрывающее ноги до самого пола, но с более чем щедрым декольте. Густые черные волосы собраны над головой и прихвачены платиновыми шпильками, усыпанными бриллиантовой крошкой. В ушах благородно сверкали крупные камни в тон платью. Африканская принцесса – не меньше. В окружении книжных полок она смотрелась странно и неуместно.

– Эрев тов[4], мальчики! – произнесла она низким, источающим соблазн голосом и ослепительно улыбнулась.

В качестве ответного приветствия Малыш очень нелепо помахал ей рукой и, не выдержав её как будто прожигающего насквозь взгляда, покраснел и потупил взор.

– И тебе, это самое… Добрый вечер, До́ра, – выдавил Карлсон. – Куда это ты так нарядилась?

– Так в канадском посольстве приём сегодня, – и перевела свой лучемёт на него.

– Да-да, конечно, помню… – теперь Борис Ефимович зарделся и зачем-то открыл пустой ящик антикварной кассы. Когда он попытался захлопнуть его, ящик не защёлкнулся и со звоном отъехал обратно.

– Офигеть, как ты шикарно выглядишь! – поспешил на помощь шефу Малыш.

– Вы очень галантны, Даниэль, – принцесса улыбнулась надменно.

Малышу захотелось спрятаться под прилавком. Карлсон, чертыхаясь, продолжал воевать с кассой.

– Ладно… Не скучайте, – Дора ловко развернулась на высоченных каблуках и пошла на выход модельной походкой.

Мужчины пролепетали ей в след:

– Ты поаккуратней там…

– Пока, Дора!

Когда вновь хлопнула задняя дверь, Малыш спросил нарочито беспечно:

– И чего заходила?

– Реакцию на парадный прикид проверить, – вздохнул Карлсон.

– Да уж… Прикид – что надо… – вздохнул и Малыш…

– Так! – Борис Михайлович захлопнул наконец кассу с треском. – Дело к тебе есть, – он показал Малышу фотографию в своём стретчере[5], растянув его до размеров планшета. – Вот этого ти́па пробить надо. Сейчас фото и данные скину. Есть имя с фамилией…

– Так я его знаю! – обрадовался Малыш.

Карлсон удивлённо вскинул на него глаза.

– Пойдём-ка ко мне, надо поговорить.

Они выключили свет в торговом зале и стали подниматься по лестнице на крышу дома, на первом этаже которого находился магазин.

А дом был великолепен. Как и положено истинно великолепному дому, он был возведён более ста лет назад. Его сложили во времена английского мандата[6] целиком из «золотого» иерусалимского камня, в отличие от более современных домов, у которых каменной была только облицовка, а сами стены – бетонными.

Располагался дом поблизости от административного центра города. Улица, на которой он находился, была мощёная, пешеходная, вся в магазинчиках, бутиках и ресторанчиках по сторонам отполированного миллионами ног булыжного тротуара.

На машине подъехать к дому можно было только с заднего двора, огороженного высокой живописной стеной из того же «золотого» камня, над которой была ещё одна стена из густых кустов с глянцевыми, как будто пластмассовыми листиками. Незаметно преодолеть её не смогли бы ни японский ниндзя, ни персидский ассасин. Кованая калитка имела высокие, с копьевидными навершиями прутья, которые доходили до арки из переплетённых веток куста. Автоматические автомобильные ворота отъезжали за стену, когда надо было пропустить машину во двор, где свободно размещалось до трёх автомобилей и полноценная стритбольная[7] площадка с сеткой из железной цепи на кольце.

Ещё три автомобиля можно было поставить в гараже, занимавшем половину подвала, в который спускался широкий пандус. Это было дополнительное преимущество столетнего каменного дома; бетонные постройки редко имеют настоящий подвал.

Во второй половине подвала располагалось бомбоубежище. В нём был оборудован небольшой спортзал со штангой, гантелями, двумя тренажёрами с отягощениями на тросах и боксёрским мешком. Также в бомбоубежище размещалась финская электрическая сауна и деревянная бочкообразная купель.

На первом этаже, кроме магазина был небольшой, но чрезвычайно уютный конференц-зал, обшитый морёным дубом. Часть его занимал шикарный стол для русского бильярда под зелёным сукном. Ещё в нём был дубовый бар в классическом стиле с богатым выбором напитков и бордовыми бархатными стульями.

Наверх вели две лестницы в торцах дома. На втором и третьем этажах находилось по две квартиры. В одной из нижних, поскромнее, двухкомнатной, жил Малыш, в другой, четырёхкомнатной – прекрасная Доротея.

На третьем этаже над Малышом жили Силе́н и Евге́н. Они вроде как были друзьями, хоть и различались буквально во всём. Здоровяк Силен неразговорчив, неповоротлив и начисто лишён как чувства юмора, как и, казалось, любых других чувств; Евген юрок, тощ и саркастичен.

Вторая квартира на третьем этаже предназначалась для сдачи внаём. В ней обитали трое: два типа с бычьими шеями и бандитскими мордами, похожих друг на друга как братья, а третий – молодой эфиопский еврей, очень чёрный и грациозный, как эбонитовая статуэтка. У них было что-то вроде строительно-ремонтной бригады, причём негр, судя по всему, был у них главным. Во дворе стоял их старый минивэн – с надписью «Шипуцим» на иврите и «Ремонты» на русском и двумя забрызганными краской стремянками на крыше. Этих жильцов Малыш встречал редко. Их вообще было не видно и не слышно; возможно, это было одно из условий проживания в доме.

На крыше жил Карлсон. Когда он приобрёл дом, то снёс чердак и переделал крышу в шикарный лофт с огромной террасой. Из подвального гаража прямиком на крышу был проведён лифт.

Если на первом этаже дома Карлсона, как на книжных