опросить возможных свидетелей, всегда кто-то что-то да видел. В отряде все знают друг друга в лицо, чужой пробраться не мог. Версию с проникновением немецких агентов можно отбросить, как нежизнеспособную. Или нельзя? А что если немецкие агенты в отряде давно? Спящая ячейка, к примеру. Кто для них начальник особого отдела? Прежде всего человек, имеющий выходы на подполье. Кладезь информации. Ценен живым, прежде всего. Допустим, Твердовского пытались выкрасть, он оказал сопротивление и был убит. Вариант? Вариант. Хотя цель выбрана странная. По опыту, немецкие агенты прежде всего стремятся уничтожить командный состав и радистов, в той же Белоруссии такое сплошь и рядом случается. А тут особист. Дверью ошиблись? Смешно.

Шестаков отстал, подождал, пока Зотов с ним поравняется, и пробурчал:

– Ну как там Большая земля? А то генералиссимус наш доморощенный с начальником штабатолько сводки на собраниях зачитывают, сколько в них правды, одному Богу весть. Мы конешно киваем, мол да-да, так и есть, товарищи командиры.

– Есть поводы сомневаться? – спросил Зотов.

– А как небывать? – вопросом ответил Степан. – Времечко смутное, в душу ети, война семьи разорвала, отцов с сынами по разные стороны развела, и ведь правда у каждого своя. Немцы трубят о скорой победе, наши обещают Берлин на днях захватить, локотские полудурки свою народную власть устанавливают, дескать национальную, русскую, откудова новая Россия пойдет.

– А вы кому верите?

– Себе, – без раздумий ответил Степан. – Глазам, ушам, носу. Где могу людей слушаю, а потом уж кумекаю.

– И к каким выводам пришли?

– Да к самым разнообразным, – увильнул от ответа Шестаков. – Например, ведаю доподлинно: не нравится шабашка ваша нашему командиру.

– Думаете? – удивился Зотов.

– Точно тебе говорю, – Шестаков покивал косматой башкой. – И ты мне не выкай, я не из интилихентов проклятых, не надо штучек тут городских. Степан и Степан.

– Хорошо, – мягко улыбнулся Зотов.

– Так о чем я? Ага, маршалу вы нашему не по ндраву пришлись. Знаешь почему?

– Просвети.

– Если бы Федрыч вами дорожил, своих бы людишек проводниками послал, проверенных вдоль-поперек. А он меня придал, а я человек бросовый, на меня даже особист-жиденок рукою махнул. Задания мне поручают самые гиблые, где размену не жалко.

«Интересный поворот», – подумал Зотов и ехидно спросил:

– Корову доить?

– С коровкой меня кривая дорожка свела, – словно и не заметил насмешки Степан. – Я в арестованных был. Третьего дни с засады, значит, ушел.

– Недисциплинированно.

– Во-во, оно самое, Федрыч так и сказал: Ниди… не-ди-сцы…, стерва какая, больно умное слово, напридумывали херни, простому человеку рот изломать. Приказали нам с робятами у дороги на Гуры сидеть, вроде заготовители по ней вскорости шлендать должны, разведка разведала, едрить ее в дышло эту разведку. Замаскировались в балочке, травкой присыпались, веток в задницы навтыкали, лежим. До обеда еще весело было. Спал я. На дороге, значится, никого. Проехал калека однорукий с хворостом, Федька-дурачек, его по детству медведь потрепал, теперь такие пузыри из соплей надувает – залюбуешься. Говорю взводному: «Давай атакуем, второго шанса не будет». А взводный у виска пальцем крутит, не согласный, значится, с моей тактикой. Я обиделся. Лежим дальше, ожидаем хер знает чего. Заготовителей нет, они ведь не знают, что мы поджидаем, вот и не торопятся, суки. Жрать охота, спасу нет. И день к вечеру. И жрать хочется. Надоело мне, отполз назад, будто живот прихватило и подался до деревни. Прихожу, про заготовителей там слыхом не слыхивали. Двое полицаев местных упились самогонкой и спят под столом. Ну я человек простой, сел без приглашения, выпил-закусил, харчи в скатерочку завернул, прихватил винтовки и распрощался. Явился обратно весь красивый и с трофеем богатым. Робятам принес вечерять, взводному доклад об геройских подвигах раба божьего Степана Шестакова. И чего ты думаешь? Медалю мне дали? Хер, – партизан продемонстрировал корявую фигу. – Начштаба растрелять грозился, Марков еле отбил. Дали бессрочный наряд по хозяйству и всеобщее осуждение. А разведчикам-сукам, благодарность. Вот она жисть-то кака.

– Тяжелая, – посочувствовал Зотов. Настроение стремительно улучшалось.

– А я не жалуюсь, – отмахнулся Шестаков. – Все легче, чем Твердовскому, Царствие ему небесное, ежели пустят.

– Слышал уже? – удивился Зотов.

– А кто не слышал? Все слышали, – рассудительно ответил Степан. – У нас новости быстрые, как понос. Народ с утра судачит вовсю, кто грит повесился особист от нестерпимых мучений совестливых, а кто грит упал и башкою об печку треснулся, а третьи грят убили его. Многие даже радовались.

– Есть желавшие Твердовскому смерти? – как бы между прочим спросил Зотов, весь обратившись в слух.

– Сколь угодно, – сплюнул Шестаков, – Да хучь я. Боялись его. Олежка всюду нос свой совал, мимо не пройдет без беседы ндравственного характера. Издалече вел, вежливо так, обходительнои выматывал наизнанку, сидишь перед ним словно голый, а он прям в душе ручищами своими копается. Вроде с погоды начинали, с видов на урожай, а глядишь, ты ему уже про родителей обсказываешь, как соседке под юбками шарил, и как партию по случайности матерно поминал. Была у него тетрадочка синяя, мы ее меж собой «Расстрельными списками» нарекли. Грешки в ней записывал: кто что сказал, кто глянул косо, у кого прошлое темное, врагов вычислял. Ну вот и довычислялся. За ту тетрадочку ему многие головенку хотели свернуть.

Дело приняло совершенно иной оборот. Оказывается, у Твердовского было много врагов, не просто много – навалом. Никакой тетради в землянке не было, возможно, хорошо спрятана, но учитывая слова Шестакова, убийца мог забрать ее перед уходом. Марков ничего не сказал. Забыл? Не счел нужным? Скрыл возможный мотив? Скользкая личность…

Местность пошла знакомая. Отряд миновал приметную, огромную, корявую березу, сломанную у основания. Дерево обрушилось в малинник, успев обрасти грибами и мхом. Отрухлявевший пень высотой метра полтора щерился из зарослей в беззубой ухмылке. Быстро вернулись. Обычно обратная дорога кажется куда как длинней.

– Стой, кто идет?! – окликнул из леса невидимка.

– Свои! – Шестаков резко остановился.

– Пароль!

– Рябина! Отзыв!

– Кукушка. Проходи.

Зотов только оказавшись вплотную увидел окопчик, тщательно замаскированный кучей валежника, с двумя партизанами и пулеметом.

Встречать вышла целая делегация, во главе с Марковым и начальником штаба. Неужели соскучились?

– Вернулись, стало быть? – странно холодным тоном спросил Марков.

– Связь установили, Николай