— Рена, ты все поняла? — спросила Рахель.

Падчерица кивнула.

Рахель потрепала ее по руке.

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, дорогая! Мне бы тоже хотелось, чтобы все это тебе рассказывала твоя родная мама.

Рена опять кивнула и сказала:

— Спасибо.

Дебора не могла сдержать отвращения от мысли о том, что когда-нибудь и она будет считаться «нечистой» в глазах своего суженого. Половину каждого месяца ее будут считать нечистой, запачканной, неприкасаемой.

Спустя шесть недель Рахель повела Рену в микву[8], первую в ее жизни ритуальную баню, для первого очищения. Дебора осталась дома и рисовала в своем воображении всевозможные картины.

Она знала, как это будет происходить, потому что мама ей заранее все описала. Сестра пойдет в ванную комнату и разденется донага, снимет часы, кольца, даже пластырь, закрывающий порез на ее руке.

Затем она будет мыться, чистить зубы, расчесывать все волоски у себя на теле, стричь и отскребать ногти. После этого, под пристальным оком приставленной к ней матроны, Рена голышом спустится по нескольким ступенькам в большую купель с проточной водой и полностью погрузится под воду.

Ее строгая наставница должна будет убедиться, что каждый волосок у невесты находится в воде. Стоит одной волосинке остаться на поверхности — и весь ритуал будет признан недействительным.

На протяжении последующих детородных лет — то есть не меньше четверти столетия — Рена должна будет проделывать это каждый месяц.

Следующие сорок восемь часов Рена держалась замкнуто и нервозно. Несколько раз Деборе даже казалось, что она слышит ее плач. Один раз, услышав тихое рыдание, она постучала в дверь, но Рена, по-видимому, ни с кем не хотела делиться своими переживаниями.

— Послушайте, девочки, это нормально, — объясняла им обеим мама. — Замужество — самое важное событие в жизни женщины. Но одновременно это очень пугающий момент — ты покидаешь родительский дом, начинаешь жить с кем-то… — Она прикусила язык.

— С кем-то, кого ты едва знаешь, — с горечью закончила за нее Дебора.

Рахель смущенно развела руками.

— Да, и это тоже. Но знаешь что, Дебора? Браки по сговору родителей часто оказываются более удачными, чем так называемые романтические союзы. По сравнению с другими разводы среди ортодоксальных иудеев как песчинка в море песка — они практически не случаются.

«Да уж, — подумала Дебора. — Потому что получить развод, можно сказать, невозможно».

— Рена, дорогая, — ласково шепнула Рахель падчерице, — я скажу тебе что-то очень сокровенное. Когда мой отец пришел ко мне сватать за рава Луриа — то есть за Моисея, — я тоже… как бы это сказать?… я тоже не испытала энтузиазма.

Она помолчала, а затем, дабы убедиться, что падчерица не сболтнет лишнего, добавила:

— Но запомни: ты ни одной душе не должна этого говорить!

Рена кивнула и с благодарностью сжала Рахель руку.

Та продолжала:

— Я хочу сказать, что ведь, по сути дела, была еще моложе тебя. Моисей мне казался похожим больше на отца, чем на мужа, каким я себе его представляла. Он был намного старше, у него уже были дети… И кроме того, это был легендарный зильцский ребе!

Она закрыла глаза и предалась воспоминаниям.

— Но потом мы встретились наедине. И с первого мига мне стало ясно, что он читает мои мысли. Все мои сомнения он понял с одного взгляда. И поведал мне простую притчу. Еврейское предание. О том, что когда душа спускается с небес на землю, она состоит из двух частей, мужской и женской. Эти части разделяются и вселяются в два тела. Но если эти два человека ведут праведную жизнь, то Отец Мироздания вознаграждает их, соединяя в браке. И я перестала горевать о том, что выхожу замуж за человека, вдвое меня старше, и стала смотреть на это таким образом, будто моя душа нашла свою половину. В тот момент я его и полюбила. И я надеюсь, — сказала она в заключение, — ты согласишься, что наш брак — это дуб, обвитый виноградной лозой.

Три женщины смотрели друг на друга и не могли произнести ни слова. Рахель — пораженная собственным красноречием, Рена — успокоенная услышанным.

А Дебора, смущенная и немного напуганная тем, что так мало знает о внешнем мире.

Утром в день свадьбы Рена не спустилась к завтраку, поскольку Закон предписывает невесте и жениху целый день поститься, вплоть до окончания всей церемонии. Когда Дебора заботливо спросила у сестры, как она себя чувствует, та ответила:

— Все в порядке. Я все равно есть не хочу.

Родственники и другие гости уже собрались во дворе синагоги, когда Авром Эпштейн, в черной накидке поверх традиционного белого наряда жениха, появился в дверях и был препровожден женщинами в гостиную, где его дожидалась Рена.

Вокруг него веселились трое молодых, безбородых музыкантов — скрипач, кларнетист и ударник с тамбурином, все как один словно сошедшие с картины Шагала. Невеста встала, чтобы приветствовать своего нареченного.

Авром посмотрел на нее и шепнул:

— Все будет хорошо, Рена. Мы будем беречь друг друга.

Он взялся за ее вуаль и закрыл невесте лицо, после чего вышел, вновь сопровождаемый своим мини-эскортом из музыкантов.

Менее чем через час, стоя лицом друг к другу под специальным свадебным навесом — хупой, — натянутым во дворе синагоги, Авром надел Рене кольцо на указательный палец и сказал полагающуюся в таких случаях фразу:

— Этим кольцом ты посвящаешься мне по закону Моисея и Израиля.

После этого, в соответствии с размахом торжества, семь ритуальных благословений были произнесены не одним раввином, а семерыми, один прославленней другого, среди которых были специально прибывшие на церемонию из других штатов.

Знаменитый кантор (и чтец-декламатор) Иаков Эвер, приехавший из Манхэттена, пропел положенные благословения над вином. В завершение традиционный бокал вина поставили на землю рядом с большими черными башмаками жениха.

Когда тот поднял ногу и, как полагается, разбил бокал, собравшиеся вскричали: «Мазл тов, мазл тов!» Музыканты, чей состав теперь был усилен контрабасом и полным набором цимбал и ударных, ударили по струнам, создавая то, что в известном псалме названо «радостным шумом под Господом».

Застолье было устроено с размахом и, по традиции, проходило отдельно для женщин и мужчин. Они сидели в одной комнате, но за разными столами. Только детям дозволялось нарушать принцип разделения полов, что они и делали непрестанно и довольно шумно.

У Деборы на коленях то и дело оказывался кто-нибудь из пятерых детишек Малки. Впоследствии они остались самыми яркими пятнышками в ее воспоминаниях о том вечере.