вами! За человека меня не считаете? Да?! Ну нет, тварюжки! Я заставлю вас меня уважать! Заставлю!!!

Он подобрал с земли камень и запустил им в ближайшее окно. Стекло разлетелось на мелкие кусочки, раздался испуганный женский вскрик, кажется, даже заплакал ребенок, но это уже не могло остановить Ивана.

Он стал подбирать камни и швырять их в окна. Стекла разлетались как миленькие, и, казалось, это приносит Ивану неслыханную радость.

— Вот вам! — кричал он, бросая очередной камень в очередное окно. — Вот! Брезгуете?! Вот! Сволочи! Ублюдки! Скоты вонючие! Получайте! Вот вам! Вот!

— Эй, ты! — услышал он вдруг чей-то требовательный голос у себя за спиной.

Он повернулся на этот голос и прямо перед собой увидел четверых аккуратно одетых молодых людей.

Иван даже задрожал от радости.

— А-а-а-а! — пропел он. — Кого я вижу! Здравствуй, племя! Это… молодое, незнакомое!.. вашу мать! — выругался он. — Чего надо?

— Выброси камни! — приказал тот, кто стоял к Ивану ближе всех.

Иван недоуменно уставился на свои руки, в которых еще было зажато по камню. И медленно выпустил их. Те со стуком ударились об асфальт. Четверо молодых людей обступили его со всех сторон. Бессознательно Иван отметил, что ни у кого из них в руках нет никакого оружия. И правильно: что они — с одним пьяным не справятся?

— Ребятки, — предупредил он, — вы со мной лучше не связывайтесь. Я приемами владею. Я Президента охранял. А вы гнилье против меня. Чувствуете?

Это была в высший степени удачная речь. Позже, когда Шмелев не без труда восстановил ее в памяти, он восхитился самим собой. В ответственнейшую минуту он нашел те самые слова, которые чуть позднее сыграли едва ли не решающую роль.

Это была действительно удачная речь.

Во-первых, сделана заявка: он не лох, он профессионал, и потом это можно будет всегда проверить, если кто захочет. А они захотят, в этом Шмелев был уверен на сто процентов.

Во-вторых — он задел их гордость. Этих молодых так легко задеть… Они должны были клюнуть на это и постараться его воспитать.

Ну, и в-третьих, он их предупредил. Претензий к нему никаких, пусть сами на себя обижаются

Разумеется, ребятки тут же бросились его воспитывать. Профессионализм Шмелева заключался в том, что в пьяном состоянии он работал не хуже, чем в трезвом. Наверное, потому, что действовал он на почти подсознательном уровне. И смотрелось это красиво.

Он почувствовал, что первый будет бить тот, который сзади, — это логично в такой стае, как эта. Кожей почувствовав замах, он только немного отклонился в сторону, перехватил руку парня и в ту же секунду сломал ее. Чем круче меры, тем сильнее будут последствия. Он понимал это и с этой минуты поставил на карту все. Он рисковал, но другого выхода у него не было.

Отвратительный хруст сломанной кости прозвучал как гром среди ясного неба, к тому же он буквально слился с отчаянным воплем несчастного парня, который, впрочем, почти сразу же потерял сознание от болевого шока.

— Ах, ты! — Все трое одновременно бросились на Шмелева, и тот стал методично обрабатывать всех сразу и каждого по отдельности.

Это продолжалось не более минуты. Руки и ноги Шмелева двигались в заданном четком ритме, и с интервалом в несколько секунд остальные трое попадали рядом со своим первым товарищем по несчастью. У одного из них была сломана челюсть, у второго — нога, у третьего — ключица. Телесные повреждения были серьезными.

Методы жесткие, но других, к сожалению, не было. Все четверо были безнадежно побиты.

Шмелев бегло осмотрел их и подивился про себя одному обстоятельству: на всех были надеты джинсовые курточки, несмотря на то, что было довольно прохладно. Словно форма какая-то, успел он подумать. Но тут же забыл об этом, потому что услышал еще один голос:

— Встать! Руки за голову!

Иван выпрямился и посмотрел в ту сторону, откуда раздался голос. Перед ним стояли самые обыкновенные милиционеры. Тоже почему-то четверо. И с автоматами.

Иван поднял руки и сцепил их за головой.

— Ух ты! — сказал он. — Понятно, ребята. Против лома нет приема.

Уже произнося эту фразу, он понял, что должен делать. И как только понял, ему стало действительно плохо. Водка взяла свое. Он хотел упасть и потерять сознание. Он упал и потерял сознание.

Один из тех, кто был ближе всех, сержант Копылов, подошел к Ивану, распростершемуся на земле, склонился над ним и тут же выпрямился:

— Да он пьян как сапожник! — воскликнул он. — Черт!

— Ничего себе, — сказал рядовой Родин. — Это он пьяный так их обработал?

Четверо молодых людей постепенно приходили в себя. Улица огласилась криками боли.

— Вызывай «Скорую», — приказал сержант Копылов одному из рядовых. — А этого грузим.

Они подхватили Шмелева и потащили к «воронку».

5

Очнулся Иван через несколько часов. И почувствовал себя выспавшимся. Но за секунду до того, как очнуться окончательно, он приказал себе держать глаза закрытыми.

Он чувствовал, что в помещении находится кто-то еще.

— Может быть, укол какой-нибудь? — услышал он густой бас незнакомого мужчины.

— Не стоит, — ответил ему довольно высокий дискант. — Он должен вот-вот проснуться.

Интересно, откуда он это знает, удивился про себя Шмелев и решил, что пора просыпаться.

— О-о-ох! — застонал он громко и открыл глаза.

Над ним тут же склонились двое: высокий хорошо одетый мужчина средних лет и человек неопределенного возраста с лицом любопытной крысы.

— Как вы себя чувствуете? — спросил бархатным голосом хорошо одетый.

Шмелев тупо на него уставился. Он все прекрасно помнил, но он знал, как должен себя вести.

— Ты кто? — спросил он у мужчины.

— Я? — усмехнулся тот. — Ну, допустим, Алексей Михайлович. А вы?

Документы Шмелева были в карманах, и, конечно, они уже с ними ознакомились. Это была игра, но Иван играл в свои правила.

Он пощупал свой карман и убедился, что документы, разумеется, вынули.

— Я? — в тон мужчине сказал он. — Ну, допустим, Иван. Дальше что? Где я?

— Вы в милиции, — сообщил ему Алексей Михайлович. — И надо признаться, юноша, что вам грозит приличный срок, как ни прискорбно это сообщать.

Ну что ж, подумал Иван. Начало положено. Могло быть и хуже.

— Вот что, дядя, — сказал он, пальцами растирая свои виски, которые разламывались от невыносимой боли. — Если я — юноша, то вы — финалистка конкурса «Мисс Алтуфьево». Я уже вырос из порток.

— Я прошу прощения за бестактность, — мягко проговорил «дядя», — но, судя по вашему поведению, нельзя сказать, что вы ведете себя как взрослый человек.

Иван посмотрел на него и сморщился,