Могу поспорить, Майоров был сражен наповал. Во всяком случае, у него полностью вылетело из головы все то, о чем мы только что говорили.

— Ты бесподобна, дорогая, — он поднялся ей навстречу. — Несравненна.

— Я знаю, — кокетливо ответила Тимирбулатова и подмигнула мне.

После этого мы приступили к завтраку. Втроем. Я чувствовала, что Майоров тяготится моим присутствием, но что поделаешь? Он же сам меня нанял.

Разговор за столом по большей части велся на театральные темы, и я в нем практически участия не принимала. Только слушала. Однако никакой ценной информации почерпнуть не удалось. Майоров и Тимирбулатова говорили о драматургии, об образах тех или иных персонажей или о работе над какой-то определенной ролью. Ольга восхищенно внимала каждому слову Аркадия Александровича с открытым ртом и широко раскрытыми глазами.

Около двенадцати часов дня Майоров стал откланиваться.

— Вечером спектакль, — напомнил он Тимирбулатовой. — А мне еще необходимо зайти в обувной цех. Обещали выдать сегодня новые туфли взамен прошлогодним.

— Тогда встретимся в театре. — Ольга подошла к нему и чмокнула в губы. — Пока.

Они вышли в коридор, а я встала в дверном проеме так, чтобы держать в поле зрения свою клиентку.

Майоров нагнулся к ней и начал что-то шептать на ухо. Ольга хихикала и млела от счастья.

— До свидания, Женя, — оторвался наконец Майоров от своей возлюбленной.

— До встречи, Аркадий Александрович, — ответила я ему в тон, и он покинул нас.

Ольга закрыла дверь.

— Аркадий просто душка, — проинформировала она меня.

— Возможно.

— Тебе он не нравится?

— Послушай, Оля, ну какое значение имеет мое мнение на этот счет?

— Может быть, для меня оно важно.

— Не говори глупостей. Твой выбор — это только твой выбор, и зависит он целиком от тебя.

С этими словами я вернулась на кухню, давая клиентке понять, что разговаривать на эту тему совершенно ни к чему.

Она прошла следом за мной и остановилась у окна. Желание увидеть еще раз хотя бы спину любимого человека было в ней сильнее любых других.

— Ты бы лучше отошла от окна, — посоветовала ей я.

Но она, казалось, не слышала меня. Я уже собиралась было подойти к ней и насильно оттащить в сторону, но в эту секунду и случилось то, чего я опасалась. Вынуждена признаться, что я не успела среагировать. Так молниеносно все произошло. Тимирбулатова махала рукой отъезжавшему от дома на своем «Мерседесе» Майорову, как вдруг вскрикнула и стала заваливаться назад. В стекле я успела только заметить пулевое отверстие с расходящимися в разные стороны трещинками.

Оля, опираясь о стол, старалась сохранить равновесие. С левой стороны ее декольтированное платье обагрилось кровью, которая сочилась сквозь ткань и капала на пол.

Выстрел мог повториться, пока еще Тимирбулатова находилась в пределах видимости неизвестного стрелка. Я подскочила к ней, схватила за плечи и повалила на себя. Мы обе упали на пол. Ольга застонала, глаза ее закатились.

Проклятье! Грош цена тебе, Женька, как телохранителю. Не смогла уберечь клиентку в самый первый день работы. В нее всадили пулю практически на моих глазах.

— Оля! — окликнула я ее.

Она не ответила. Я пощупала пульс у нее на шее. Она была жива.

Я резким движением разорвала на ней платье. И тут смогла более-менее облегченно вздохнуть. Пуля угодила клиентке в руку, пройдя по касательной и лишь содрав кожу. Рана была пустяковой, но Ольга теряла кровь.

Я подхватила Тимирбулатову на руки и перенесла в гостиную. Положила на диван. В тот момент я возблагодарила бога за то, что мне не досталась клиентка килограммов эдак на сто двадцать.

— Где у тебя в доме лекарства? — спросила я, нагибаясь к ней.

Она что-то беззвучно прошелестела губами. В бешеном темпе я принялась заглядывать во все ящики и полочки, пока наконец не наткнулась на аптечку.

Обработав Олину руку, я перебинтовала ее.

— Отдохни пока и не вздумай вставать.

Осознавая всю бессмысленность своих действий, я вышла на улицу. Напротив Ольгиного дома на некотором расстоянии располагалась идентичная пятиэтажка. Из какого окна был произведен выстрел, определить невозможно. Да и не давало это ничего. За то время, которое я провозилась с раненой клиенткой, киллер успел бы скрыться раз десять, и причем без всякой спешки.

Да, лопухнулась я сегодня здорово. Ну что ж, это тебе подарочек на Восьмое марта, Охотникова.

Напоследок оглядев еще и окрестности на предмет подозрительного автотранспорта, я вернулась в квартиру Тимирбулатовой. Я вытерла кровь на полу и на столешнице в кухне, а потом зашла в гостиную.

Ольга лежала на диване уже с открытыми глазами.

— Как ты? — спросила я.

— Лучше, — она заставила себя улыбнуться, но вышло не очень естественно. — Я буду жить?

— Без сомнения, — заверила ее я.

— А что произошло, Женя?

— Тебя чуть не убили, но, слава богу, опасность миновала.

— В меня стреляли через окно?

— Да. А ведь я тебя предупреждала, что не следует подходить так близко, — сказала я это не столько для нее, сколько для себя. Что-то вроде очистки совести.

— Прости, — ответила Ольга.

— Обещаешь слушаться меня? — Я сделала строгое лицо.

В ответ она подняла правую руку, как перед присягой в суде, и глухо произнесла:

— Клянусь.

— Молодец! — похвалила я ее. — Рана у тебя не очень серьезная, заживет быстро.

— Надеюсь, я смогу играть сегодня в спектакле?

— А что за спектакль?

— «Горе от ума». Я играю служанку.

— Сможешь. А Чацкого у вас играет Майоров?

— Нет, что ты? Он — Фамусов. А роль Чацкого будет исполнять Жемчужный.

Константину Эдуардовичу, видно, на роду было написано долго жить. Стоило Ольге произнести его фамилию, как в дверь снова позвонили.

Я не сомневалась, что это Жемчужный, но тем не менее решила проявить осторожность. Прежде чем направиться в коридор, я сунула за пояс свой верный французский револьвер.

На пороге Ольгиной квартиры и в самом деле стоял Костя в белом костюме и ослепительно улыбался.

— А вот и я, — с этими его словами я получила не меньший букет роз, нежели Тимирбулатова от Аркадия Александровича.

— Привет! — Я впустила его в квартиру. — Пройди на кухню, я сейчас.

Оставив его на собственное попечение, я вернулась к Оле.

— Кто там? — спросила она испуганно.