И потом: какая разница, как тебя называют? Лишь бы попасть в конце концов за заветную дверь.

— Конечно-конечно, иди, он ждет, — заулыбалась горбунья, улыбка которой невольно поднимала в душе волну ужаса. — Он один, иди-иди, красавица…

Без лишних слов я зашла в кабинет.

— Иван Васильевич, Анжелика! Иван Васильевич, Анжелика! — забежала за мной следом кривая секретарша, показывая на меня с таким довольным видом, как будто я являюсь ее личной собственностью или дорогостоящим приобретением. — Вам кофеечку принести? Все как обычно?

Иван Васильевич еле заметно кивнул и молча уставился на меня, почему-то не предлагая сесть и подробно оглядывая с ног до головы.

— Пресса! Пожалуй, я сяду, — сказала я коротко и уселась на стул с таким решительным видом, который должен был сказать собеседнику, что без желанного интервью по доброй воле точно не уйду — хоть выгоняй палками!

— Смотри-ка, какая боевая, — улыбнулся Чернов, и я прочитала в его глазах живейший интерес к моей особе. — Вот такие мне нравятся. Именно такие! А то, бывает, придет какая-нибудь мямля, а потом такое чувство, словно мыла нажевался. А одна вообще — начала недавно рассказывать, как ей денег на колготки не хватает. Я ей говорю: а ты давай крутись живее, работай! А она мне свои дырки показывает. Вот дура! У тебя как — хватает?

«По-моему, это у тебя в голове чего-то не хватает, если ты с незнакомой девушкой из газеты начинаешь всякую чушь нести», — подумала я, но не стала Ивану Васильевичу с ходу выдавать свой диагноз. Все же для начала мне надо было хоть что-нибудь узнать, и потому я сделала вид, что не расслышала его странного вопроса, потому что была в этот момент поглощена поисками в сумочке диктофона.

Вторжение в кабинет «винного босса» удалось слишком легко, и это было подозрительно. Впрочем, не показывая своих сомнений, я демонстративно положила ногу на ногу, зная, что на мужчин это производит завораживающее впечатление, и щелкнула кнопкой диктофона.

— Ты чего? — удивился Иван Васильевич. — Зачем это? Ну-ка, сейчас же убери, а то у нас с тобой точно ничего не получится. Терпеть не могу все эти погремушки. Как помешались все, ей-богу!

И он с категорическим видом отключил диктофон, пояснив:

— Я человек слова. За мной записывать ничего не надо. Все будет так, как я сказал. — И Иван Васильевич снова с нескрываемым чувством обласкал меня взглядом, особенно долго задерживаясь на том месте, где на ногах лежала узкая полоска платья.

Клянусь чем угодно, но возникло ощущение, что в этот момент он мысленно, без зазрения совести, залез мне под юбку, и при этом на благообразном лице «винного босса» даже появилась удовлетворенная улыбочка.

Если бы люди выбирали себе профессию или дело жизни в соответствии с типом своей внешности, то, несомненно, Иван Васильевич Чернов лучше всего смотрелся бы в церкви в роли попа.

У него была окладистая седая бородка, рыжеватые с проседью волосы, расчесанные на пробор, отчего круглое, румяное лицо Ивана Васильевича в небольших оспинах было похоже на свежеиспеченный блин, и, казалось, испускало само радушие. Если бы только не его быстрый взгляд, скользящий по ногам и бесстыдно раздевающий! Никакой проборчик не спасал — это был взгляд настоящего прохиндея, каковым изобретатель «черненького бизнеса» на самом деле и являлся.

— Я должна задать вам несколько вопросов относительно конференции в Стамбуле, — взялась я за дело.

Признаться, я редко встречалась, тем более в рабочем кабинете, со столь откровенными проявлениями у собеседника сексуальных желаний и от неожиданности даже немного растерялась. Уж не маньяк ли он, этот винный авантюрист, буквально пожирающий меня глазами? Все же объективная ситуация такова, что Иван Васильевич видит сейчас перед собой совершенно незнакомую девушку, которая пришла к нему по делу и задает конкретный вопрос.

Но я решила прикинуться вовсе не чувствительной к его призывным взглядам и потому спросила еще раз:

— Что лично вам дало участие в конференции? И вообще — чем близок вам Восток?

— Здесь и сейчас, — ответил Иван Васильевич и загадочно улыбнулся.

— В каком смысле?

— Это завет Будды, и каждый может понимать его так, как ему нравится, — сказал Чернов и положил мне руку на коленку.

— А при чем здесь Будда? — удивилась я. — Ведь вы были не в Индии?

— А при чем здесь конференция? — в свою очередь спросил меня Чернов, страстно сжимая мою коленку. — Что, стесняешься?

— Да нет вообще-то, — пожала я плечами.

— А на вид бойкая, — сказал Чернов. — Бойкая, но стеснительная. Потому что молоденькая. Это хорошо. Это очень, очень хорошо.

В кабинет зашла горбунья с подносом, на котором стояли дымящиеся кофейные чашки, плоская бутылка с коньяком, нарезанный лимон, пакетики с сахаром, которые обычно дают в поездах, и рядом еще какие-то пакетики. Приглядевшись, я с удивлением обнаружила, что это были упаковки презервативов. Вот это, однако, солидный сервис!

— Людмила, никого не пускай, отключи телефон: у меня на полчаса… интервью, — сказал Чернов секретарше. — Может, лучше все же самому запереть дверь, чтобы не помешали, — рассуждал хозяин кабинета, но к двери так и не подошел…

Ничего себе, интервью!

Мягкими кошачьими шагами Иван Васильевич подошел к столу, перенес поднос с «угощеньем» на низкую тумбочку и спросил, потирая руки:

— Может, перейдем на диван? Здесь нам будет удобнее разговаривать. Я готов отвечать на любые твои вопросы.

Немного подумав, я спокойно пересела на мягкий кожаный диван, который заметно скрипнул — должно быть, износился от частого использования.

И подумала: что я, от одного пожилого мужика, что ли, не отобьюсь, если возникнет такая необходимость? В конце концов, пока он будет искать ко мне подходы, я смогу узнать все, что меня интересует, а потом сориентироваться по обстановке.

— Итак, приступим к интервью… — начала я, но Иван Васильевич только весело замахал руками.

— Ну нет! Такая игра на сухую не пойдет! Вот хулиганка! Сначала нужно поднять тонус, а то ничего в голову не полезет.

— Вы со всеми журналистками так любезны? — спросила я «человека-легенду», пробуя на вкус коньяк, действительно неплохого качества.

— Только с молодыми, красивыми девушками, сладкая моя! — засмеялся он. — А ты, как я погляжу, настоящая артистка.

— А чего у вас секретарша такая страшная? — поинтересовалась я попутно у ценителя красоты.

— Людка-то? Знакомая жены, — вздохнул Иван Васильевич и сразу несколько помрачнел, вспомнив о чем-то своем. — Пристроила ко мне эту стерву, после того как Маруся в декрет ушла. Боится, что я не удержусь и любую другую трахну. Она меня хорошо знает. А эта приставлена, чтобы следить. Представляешь, как я тут живу?

— А чего же вы тогда дверь закрыли? Настучит.