Впрочем, из разговора с Черновым я поняла, что с Погорельцевым у них были весьма натянутые отношения. Но почему? И на какой такой особый бизнес намекал «винный босс»? Неужто все же наркотики?

Решив на всякий случай больше не действовать как «девушка без комплексов», на прием к президенту хлебной корпорации Михаилу Михайловичу Прошкину я официально записалась заранее.

Назвалась журналисткой газеты «Комсомольская правда в Тарасове» и получила радушное приглашение сейчас же, немедленно приезжать.

— Нашего Михаила Михайловича хлебом не корми — дай пообщаться с журналистами, — пояснила, принимая меня в офисе корпорации, миловидная девушка. — Только одни от него уже через минуту выходят, а другие по целому часу сидят. У вас-то как, долгий разговор?

— Не знаю, — сказала я совершенно искренно. — Как получится.

И при этом слегка поежилась, как будто мне снова кто-то бесцеремонно полез под юбку.

Но Михаил Михайлович встретил меня по-товарищески — поднялся навстречу, пожал руку.

Я даже не успела начать задавать вопросы, как он уже заговорил сам:

— Я так понял, вы интересуетесь итогами конференции в Стамбуле? У вас есть диктофон? Так вот, тогда лучше записывайте, записывайте каждое мое слово. Откровенно говоря, на самой конференции я практически не присутствовал, но могу сказать несколько слов. Сейчас мы, патриоты страны, должны, как никогда, объединяться с восточными братьями. В наше время нужно иметь как можно больше союзников. У нас с Востоком все должно быть общим — идеи, оружие, лозунги — и тогда мы сможем кому угодно дать отпор. Лично я остался доволен результатами конференции и особенно теми неформальными встречами, которые состоялись в ее рамках, и потому…

— Вы сказали — оружие? — переспросила я.

— Что я сказал? — удивился Прошкин и быстро-быстро заморгал.

Неужто я случайно ткнула пальцем в небо, а попала в точку?

Михаил Михайлович уставился на меня в упор долгим, тяжелым взглядом.

«Черт, опять начинается какая-то чепуха!» — подумала я невольно.

И что это по весне во мне появилось такое особенное, что мужики начали буквально сходить с ума?

— Извините, вы не еврейка? — вдруг спросил Михаил Михайлович. — Как ваша фамилия?

— Иванова, — сказала я, спокойно выдерживая его взгляд. — Самая распространенная в Израиле фамилия.

— Понятно, значит, показалось. Просто такое, как у вас, сочетание темных волос и светлых зеленых глаз типично именно для еврейских женщин. И еще вот эта короткая стрижка.

Наивный. Он и не догадывается, что любая женщина при желании может стать похожей не только на еврейку, но и на папуаску. И в том, что у меня, натуральной блондинки, сейчас темные волосы, нет ничего удивительного.

— Вам не нравится?

— Нет, вопрос так не стоит, — пояснил Михаил Михайлович. — Просто, в противном случае, я не стал бы с вами разговаривать и тем более давать интервью, в какой бы газете вы ни работали. Но Иванова — это звучит… Это звучит…

— Гордо, — подсказала я.

— Вот именно, — подхватил «русофил». — Раз вы ко мне пришли, то это уже значит, что вы разделяете мои взгляды — журналисты меня обычно стороной обходят, за каждую строчку публикации приходится платить. Пусть вам покажутся мои слова несколько не по теме, но вы тем не менее их запишите. Мы должны постепенно очистить правительство и вообще страну от нерусской нечисти, наркоманов, педерастов и прочих моральных уродов. Причем делать это надо любыми путями, потому что такой цели легко не добьешься…

— Зачем же вы тогда ездили к нерусским, в Стамбул? Сидели бы уж лучше дома.

— Партия послала меня туда специально. Кстати, за эту поездку я смог собрать очень приличный компромат на разных людей, которые, боюсь, после этого не удержатся в своих креслах.

— На Чернова, наверное, тоже собрали компромат? — спросила я с любопытством.

— Он-то тут при чем? — удивился Прошкин.

— Как же, говорят, сильно не равнодушен к женщинам и вообще — аморальный тип…

— Здоровый русский организм, нормальная ориентация, — сказал как отрезал Прошкин. — Нет, вы меня, по всей видимости, не поняли. При чем здесь такие люди, как Иван Васильевич?

— А Погорельцев? Игорь Николаевич? Он тоже… из вашей партии? Его называют коммунистом…

— Этот? Этот еврей и наркоман? — возмущенно воскликнул Прошкин. — Ну уж нет! Когда придут времена настоящей чистки, он будет первым, кого надо будет сбросить под откос.

— А разве еще не сбросили?

— Вы о чем это? — удивился Михаил Михайлович. — И вообще, вы задаете какие-то странные вопросы. Может, вас кто-то подослал? Из идейных противников?

И Михаил Михайлович снова принялся разглядывать меня с таким пристрастием, что я содрогнулась. Блудливый осмотр Чернова был мне все же как-то ближе.

Я тоже, раз Прошкин так себя вел, беззастенчиво пялилась на собеседника.

Этот низенький чернявый мужчина с острым носиком, несмотря на свой ярый антисемитизм, сам был тем не менее подозрительно похож на еврея или на человека с восточными корнями. А туда же!

— Вы замужем? — вдруг спросил меня Прошкин.

— Нет, — удивилась я. — А зачем вам? Хотите предложить мне руку и сердце?

— Вовсе нет, — ответил Прошкин без улыбки. — Я подумал: может быть, у вас фамилия по мужу — Иванова? А на самом деле вы какая-нибудь Гуревич? Но теперь я более спокоен — мы можем продолжить начатый разговор.

Несмотря на дикое отвращение, которое с первой минуты вызывал во мне этот тип, я все же взяла себя в руки, стиснула зубы и начала задавать ему вопросы.

Постепенно, косвенным путем, мне удалось узнать у него кое-что об Игоре Николаевиче Погорельцеве, к которому он тоже почему-то испытывал сильнейшую неприязнь. Разумеется, меня особенно заинтересовало, почему Прошкин упрямо называет разыскиваемого «наркоманом» и «евреем».

Разве он открыто курил или кололся в гостинице? Вроде бы нет. Был замечен в делишках с восточными наркодельцами? Тоже не сказать. И все же, по словам этого «патриота», Погорельцев был каким-то подозрительным и «задвинутым», потому что отказался от вступления в национально-патриотическую партию, а это был верный признак скрытого «неруся».

— Я слышала, что Погорельцев пропал, — сказала я, решив, что нет смысла особенно темнить перед этим мужиком, который все равно, кроме национальной идеи, ничего больше не видел и не слышал. — Исчез с поезда. Сейчас его вовсю милиция ищет. Вы не слышали?

— Да по мне хоть бы все такие, как он, пропали, — ответил на вопрос Прошкин. — Дышать было бы легче.

Кстати, про саму конференцию я и со слов Прошкина тоже узнала очень мало. И даже не могла толком понять: а была ли она на самом деле? Или такие тусовки просто специально организуются для того, чтобы особый люд мог за казенный счет выехать за границу и позаниматься там своими делами? И все же — какие дела были на уме у непонятного человека Игоря Николаевича Погорельцева? Вот что сейчас меня интересовало больше всего остального.