отвратительная по своей сути фотография из газеты Star от 29 августа, на которой двух полураздетых женщин с бритыми головами и нарисованными на лицах свастиками ведут по улицам Парижа сквозь толпы ухмыляющихся зевак. Star воспроизводит эту фотографию с кажущимся одобрением (у меня нет желания упрекнуть именно это печатное издание, поскольку основная часть прессы вела себя аналогичным образом).

Я не склонен винить французов за подобные вещи. Они перенесли четыре года страданий, и я в какой-то степени могу представить, что они чувствуют по отношению к коллаборационистам. Однако совсем другое дело, когда британские газеты пытаются убедить своих читателей, что насильно брить женщинам головы – это вполне нормальное дело. Едва увидев эту фотографию в Star, я сразу же подумал: «Где-то уже было нечто подобное!» И после этого я вспомнил. Около десяти лет назад, когда нацистский режим только начинал набирать силу, в британской прессе были опубликованы очень похожие фотографии униженных евреев, которых вели по улицам немецких городов, но с той лишь разницей, что тогда от нас не ожидали одобрения этого действа.

Не так давно другая газета опубликовала фотографии болтающихся на виселице немцев, повешенных русскими в Харькове, и деликатно проинформировала своих читателей, что эти казни были сняты на камеру и широкая публика вскоре получит возможность увидеть эти кадры в кинотеатрах. (Интересно, будут ли допущены в кинозалы дети?)

Ранее я уже как-то цитировал высказывание Ницше, которое, как мне кажется, имеет смысл в этом случае еще раз повторить: «Тот, кто слишком долго сражается с драконами, сам становится драконом. И если ты будешь слишком долго вглядываться в бездну, бездна начнет вглядываться в тебя».

Выражение «слишком долго» в данном контексте, надо полагать, означает: после того как дракон побежден.

Я старался говорить правду. Ошибки и заблуждения[42]

Уважаемые редакторы!

Прошло почти четыре года с тех пор, как я впервые написал вам. Я неоднократно повторял, что хотел бы составить своего рода комментарий к предыдущим письмам. Похоже, подходящий момент настал.

Теперь, когда мы, судя по всему, выиграли войну и проиграли мир, можно взглянуть на прошедшие события в исторической перспективе.

Теперь, когда мы, судя по всему, выиграли войну и проиграли мир, можно взглянуть на прошедшие события в исторической перспективе. И первое, что я должен признать, так это свою неправоту в анализе и оценке ситуации, по крайней мере, до конца 1942 года. С учетом того, что (насколько я понимаю) все остальные тоже заблуждались, имеет смысл прокомментировать мои ошибки.

Я старался говорить правду в своих письмах, и, хочется верить, читатели получали достоверную картину того, что происходило в мире в тот или иной период. Конечно же, было сделано множество ошибочных прогнозов (так, например, в 1941 году я предсказал, что Россия и Германия продолжат сотрудничать, а в 1942 году – что Черчилль лишится власти) и выводов, основанных на минимуме доказательств или же вообще оторванных от реальности. Время от времени я допускал раздраженные либо вводящие в заблуждение замечания о конкретных людях. Прежде всего сожалею о том, что в одном из писем позволил себе охарактеризовать стиль Джулиана Саймонса[43] как «смутно фашистский». Это совершенно необоснованное утверждение было обусловлено тем, что я неверно воспринял его очередную статью. Однако такого рода обидные накладки чаще всего являются результатом безумной атмосферы войны, для которой характерно нагромождение намеренной лжи и невольной дезинформации и в которой приходится работать журналисту, пишущему на политические темы. Нельзя забывать также о негативном влиянии тех бесконечных психологически изматывающих споров, в которые он оказывается вовлечен.

Нам следует признать (вне зависимости от того, выступали мы против войны или же поддерживали ее): мы все заблуждались.

Как представляется, по нынешним невысоким стандартам мне все же удавалось избегать искажения фактов. При этом я мог порой ошибаться в оценке значимости различных тенденций. Большинство моих промахов проистекали из неверного анализа политической ситуации, который я провел в хаотичный период 1940 года и которого долго придерживался уже после того, как мог убедиться в его несостоятельности.

Уже в мое самое первое письмо, составленное в конце 1940 года, закралась существенная ошибка, когда я заявил, что движение политической оппозиции, на которую явно оказывали давление, «в конечном счете не будет иметь принципиального значения». Около полутора лет я снова и снова декларировал это, используя различные формулировки. Я не только предположил, что общественные настроения сместятся в пользу левых сил (и в этом я, судя по всему, был прав), но и рискнул утверждать, что выиграть войну без ее демократизации будет совершенно невозможно. В 1940 году я написал: «Либо мы превратим эту войну в сражение за независимость, либо мы ее проиграем», – и я ловлю себя на мысли о том, что повторял это слово в слово вплоть до середины 1942-го. По всей видимости, такая убежденность повлияла на мою оценку реальных событий и вынудила меня преувеличить глубину политического кризиса 1942 года, возможности Криппса[44] как популярного политического лидера и Партии общего благосостояния[45] как революционной организации, а также масштабы перераспределения социальных благ, происходящего в Великобритании в ходе войны. Роковым для меня стало то, что я попал в ловушку предположения о «единстве войны и революции». У этой идеи были вполне определенные основания, однако в конечном итоге она оказалась ошибочной. Ведь, по большому счету, мы не проиграли войну (если только я все верно понимаю), и у нас не наступил социализм. Британия движется к плановой экономике, классовые различия, как правило, уменьшаются, но реальной смены власти и роста подлинной демократии мы не наблюдаем. Те же самые личности по-прежнему владеют капиталом и узурпируют корпорации. Соединенные Штаты, очевидно, движутся вспять от социализма. США, справедливо считаясь самым могущественным государством в мире, одновременно являются и самой капиталистической страной. Оглядываясь назад и вспоминая те суждения, которые высказывались годом или двумя ранее, я прихожу к мнению, что нам следует признать (вне зависимости от того, выступали мы против войны или же поддерживали ее): мы все заблуждались.

Среди британской и американской интеллигенции (употребляя это слово в широком смысле) существовало пять подходов к войне.

1) Войну необходимо выиграть во что бы то ни стало, ибо ничего не может быть хуже победы фашистов. Нам следует поддержать любой режим, который выступит против нацистов.

2) Войну нужно выиграть любой ценой, однако фактически это невозможно, пока существует капитализм. Мы должны поддержать войну и при этом попытаться превратить ее в революционную.

3) В войне невозможно одержать победу, пока жив капитализм. Если это все же случится, такая победа окажется для нас скорее гибельной, чем бесполезной, так как она приведет к установлению фашизма в наших странах. Прежде чем выступить в поддержку войны, мы должны свергнуть правительство.

4) Вовлекаясь в борьбу с фашизмом, вне зависимости от действующего в стране правительства, мы неизбежно сами к нему придем.

5) Воевать бесполезно, потому что немцы и японцы все равно победят.

Позицию, обозначенную в пункте первом, занимали преимущественно радикалы различного толка, а также сталинисты. Троцкисты разных мастей придерживались точки зрения, приведенной во втором или четвертом пунктах. Пацифисты склонялись к позиции, сформулированной в четвертом пункте, и в качестве дополнительного аргумента обычно использовали тезис из пункта номер пять.

Сторонники первого пункта в большинстве своем ограничивались тем, что аргументировали собственную правоту простым заявлением: «Мне не нравится фашизм!» Это вряд ли может являться руководством к действиям политического характера, поскольку само по себе не дает никаких прогнозов относительно предстоящих событий. Все остальные же предположения оказались полностью несостоятельными.

Тот факт, что мы сражались за выживание, не вынудил нас «стать социалистами» (как я и предсказывал), но и не привел к фашизму. Насколько я могу судить, в определенном смысле сейчас мы находимся несколько дальше от фашизма, чем в начале войны. Как мне представляется, очень важно осознать, что мы оказались неправы, и заявить об этом во всеуслышание. Большинство аналитиков в наши дни, когда их прогнозы не оправдываются, беззастенчиво твердят, что все обстоит ровным счетом наоборот, и пытаются подтасовать факты в своих интересах. Таким образом, многие из тех, кто придерживался той же линии, что и я, будут настаивать